Британская шпионская сеть в Советской России. Воспоминания тайного агента МИ-6

Перейдя Литейный мост по пути в город, я, по обыкновению, остановился полюбоваться чудесным видом на Неву. Ни в одной европейской столице нет столь прекрасной водной глади, как в этом городе Петра Великого. Вдали на горизонте над угрюмой крепостью возвышался стройный золоченый шпиль Петропавловского собора. По привычке я задумался, кто сейчас заточен в этой мрачной тюрьме. Много лет назад, до революции, я стоял и смотрел на Петропавловку, как в народе зовут крепость, думая о тех, кто томится в подземных казематах, мечтая о свободе для русского народа.

В первую очередь я направился в дом одного английского джентльмена, которого я буду звать мистером Маршем. Марш был известным в Петрограде коммерсантом. Я не знал его лично, но он был другом капитана Кромби и еще недавно находился на свободе. Он жил на набережной Фонтанки, длинного, извилистого рукава Невы, протекающего через центр города. Мельников был знаком с Маршем и обещал предупредить его о моем приезде. Я нашел нужный дом и, убедившись, что улица безлюдна и за мной не следят, вошел. В вестибюле я столкнулся с человеком, то ли привратником, то ли нет — этого я сказать не мог. Но я сразу понял, что этот человек не расположен к дружескому общению. Он впустил меня, закрыл за мной дверь и тут же встал перед ней.

— Вы к кому? — спросил он.

— К мистеру Маршу, — сказал я. — Вы не могли бы сказать мне номер его квартиры?

Я прекрасно знал номер, но видел по лицу человека, что чем меньше я знаю о Марше, тем лучше для меня.

— Марш арестован, — ответил человек, — а квартира его опечатана. Вы с ним знакомы?

Черт побери, подумал я, сейчас меня тоже арестуют, чтобы дознаться, зачем я сюда пришел! На миг у меня мелькнула мысль сунуть ему под нос мое состряпанное удостоверение и выдать себя за агента ЧК, но в таком случае мне полагалось бы знать об аресте Марша и все равно пришлось бы как-то объяснять причину своего прихода. Нет, так не годится. Я наскоро придумал благовидный предлог.

— Нет, я его не знаю, — ответил я. — В жизни с ним не встречался. Меня прислали отдать ему этот сверток. — Я показал пакет с моим багажом из носков, сухарей и платков. — Он пару дней назад оставил это в доме на Александровском. Я там служу в конторе. Отнесу назад.

Человек пристально смотрел меня.

— Так вы не знаете мистера Марша? — снова спросил он, медленно выговаривая слова.

— В жизни его не видел, — с выражением повторил я, придвигаясь к двери.

— Только лучше вам оставить посылку, — сказал он.

— Да-да, разумеется, — с готовностью согласился я, в то же время боясь, как бы мое облегчение от того, что все так мирно закончилось, не было слишком заметным.

Я передал ему сверток.

— Доброго дня, — любезно сказал я. — Я передам, что мистер Марш арестован.

Человек отошел от двери, все так же пристально глядя на меня, пока я выходил на улицу.

Взвинченный своей неудачей, я направился к больнице, где надеялся найти Мельникова. Упомянутая больница находилась в самом конце Каменноостровского проспекта, в части города, называемой Острова, так как она образована дельтой Невы. От дома Марша до нее было добрых четыре мили[9]. Я хотел было сесть на трамвай, но их ходило очень мало, и в них набивалось столько народу, что невозможно было пролезть. Люди гроздьями висели на подножках и даже на буферах. Итак, невзирая на усталость после ночного приключения, я отправился в путь пешком.

Мельников, по всей видимости, приходился родственником одному из врачей этой больницы, но там я его не нашел. Старушка в домике сказала, что он заходил как-то ночью и с тех пор не возвращался. Я уже начал думать, не случилось ли какой-то беды, хотя, несомненно, у него должно было быть еще несколько мест для ночевки, кроме этого. Оставалось только дождаться полудня и пойти в то подпольное кафе, о котором он мне говорил.

Я медленно вернулся в город тем же путем. Вокруг царила разруха. Тут и там на проезжей части валялись дохлые лошади. Бедных коняг насмерть забили плетьми, выжимая из них последнюю искру жизни и труда, а потом бросили лежать там же, где они пали, потому что у дам, которых заставляли подметать улицы, не хватало физических сил убрать лошадиные трупы. Каждая улица, каждый дом, магазин, крыльцо напоминали мне о былых днях, которые, как я теперь с болью осознал, прошли навечно. Несколько магазинов было еще открыто, особенно где продавали музыку, книги и цветы, но, чтобы купить что-либо, кроме пропагандистской литературы, которая лежала в изобилии и стоила дешево, и баснословно дорогих цветов, требовалось разрешение советских органов. Разносчики с тележками торговали подержанными книгами, явно из личных библиотек, а кое-где крохотные подвальные лавчонки, стыдливо выглядывающие из-под тротуара, скрывали в полумраке неаппетитную выставку гниющих овощей и фруктов и остатки запасов печенья и консервов. Но все мучительно говорило об усиливающемся голоде и нарастающем застое нормальной жизни.