Я остановился, чтобы прочитать разномастные объявления и рекламные плакаты на стенах. В одних говорилось о мобилизации в Красную армию, в других — о принудительных работах для буржуазии, но большинство касалось раздачи продуктов. Я купил лежалые яблоки и печенье, которому было уже несколько лет. Еще я скупил все газеты и несколько брошюр Ленина, Зиновьева и других. Заметив извозчика с лошадью, которая еще держалась на ногах, я сел в его повозку и поехал на Финляндский вокзал, где утром по прибытии видел буфет. На прилавке была выставлена еда, главным образом селедка на микроскопических кусочках черного хлеба, но смотрелась она еще менее аппетитно, чем мое печенье, поэтому я просто сел передохнуть, выпил некрепкую жидкость, заменявшую чай, и прочел советские газеты.
Особых новостей не было, поскольку правящий класс большевиков[10]
уже обеспечил себе монополию на прессу, закрыв все журналы, выражавшие мнения их противников, поэтому печаталась одна пропаганда. В то время как газеты западного мира полнились разговорами о мире, советские журналы упорно твердили о создании могучей Красной армии[11], которая должна зажечь в Европе и по всей земле пожар мировой революции.В три часа я пошел искать кафе Мельникова — подпольное заведение на частной квартире на верхнем этаже дома на одной из улиц возле Невского проспекта. Когда я позвонил, дверь чуть-чуть приоткрылась, и сквозь щель на меня взглянул внимательный и недоверчивый глаз. Заметив, что дверь начинает закрываться, я сунул ногу в проем и быстро спросил Мельникова.
— Мельникова? — сказал голос, прилагавшийся к орлиному глазу. — Какого Мельникова?
— Н… — сказал я, назвав настоящую фамилию Мельникова.
Тогда дверь раскрылась чуть шире, и передо мною предстали две дамы, одна (та, что с орлиным глазом) пожилая и пухлая, другая молодая и привлекательная.
— Как его имя-отчество? — спросила молодая.
— Николай Николаевич, — ответил я.
— Все в порядке, — сказала молодая женщина пожилой. — Он говорил, что сегодня кто-то может прийти. Входите, — продолжала она, обращаясь ко мне. — Николай Николаевич заходил ненадолго в субботу и обещал прийти вчера, но не пришел. Я жду его в любую минуту.
Я прошел в гостиную, заставленную столиками, где красивая молодая дама по имени Вера Александровна, к моему удивлению, подала мне маленькие аппетитные пирожные, которые сделали бы честь любому западному чаепитию. Комната была пуста, когда я пришел, но позднее явилось еще человек шесть, все явно буржуазного вида, одни располагающей наружности, другие не очень. Несколько молодых мужчин походили на бывших офицеров сомнительного типа. Они громко смеялись, шумно переговаривались и, похоже, не жалели денег, так как цена на деликатесы была заоблачная. Это кафе, как я узнал позднее, было местом встречи заговорщиков, которые, по слухам, получали деньги на контрреволюционные цели от представителей союзников.
Вера Александровна подошла к столику в углу, за которым в одиночестве сидел я.
— Должна извиниться перед вами, — сказала она, ставя чашку на столик, — что не подаю вам шоколаду. Шоколад у нас кончился на прошлой неделе. Это лучшее, что я могу для вас сделать. Смесь какао и кофе — мое изобретение в эти трудные времена.
Я попробовал и нашел напиток весьма приятным на вкус.
Вера Александровна была очаровательной девушкой лет двадцати, и из-за своего мужиковатого наряда и вообще внешнего вида я чувствовал себя не в своей тарелке в ее обществе. Я мучительно осознавал, что привлекаю к себе внимание, и извинился за свою наружность.
— Не оправдывайтесь, — ответила Вера Александровна, — у нас у всех теперь потрепанный вид. — (Однако сама она была весьма элегантна.) — Николай Николаевич предупредил меня о вашем приходе и что вы его друг… но я не буду вас расспрашивать. Можете чувствовать себя у нас в полной безопасности и как дома, никто вас и не заметит.
Но я видел, что четверо громкоголосых молодых офицеров за соседним столиком не сводили с меня глаз.
— Я и не ожидал встретить таких роскошеств в голодном Петрограде, — сказал я Вере Александровне. — Разрешите полюбопытствовать, как вам удается держать свое кафе?
— О да, справляться все труднее, — пожаловалась Вера Александровна. — У нас две служанки, которых мы дважды в неделю посылаем по деревням за мукой и молоком, а сахар покупаем на еврейском рынке. Но становится все тяжелее. Неизвестно, сколько мы еще сумеем продержаться. К тому же нас ведь тоже могут раскрыть. Уже два раза приходили красные и спрашивали, не живут ли в этом доме подозрительные лица, но швейцар отделался от них, потому что мы снабжаем его мукой.
Вера Александровна встала, чтобы встретить других гостей. Мне стало не по себе под пристальными взглядами некоторых из присутствовавших.