Британская шпионская сеть в Советской России. Воспоминания тайного агента МИ-6

Черт возьми, красный дозор услышал плеск воды! Я уже мчался во всю прыть, когда увидел, как в избе слева загорелся фонарь. Я забыл, что мне говорили насчет того, в какую сторону бежать, и просто рванул прочь от света. На полпути по покатому лугу я прижался к земле и замер. Огонек быстро двигался вдоль речного берега. Раздались крики, потом внезапные выстрелы, но ответа с финской стороны не было. Вскоре огонек медленно поплыл назад к избе красного дозора, и наконец все снова стихло.

Какое-то время я лежал не шевелясь, потом поднялся и осторожно двинулся вперед. Я пропустил нужное направление, мне пришлось перейти еще через одну речушку, которая бежала наискось по склону луга. Поскольку я уже вымок, не испытал больших страданий, перейдя ее вброд. Потом добрался до каких-то заборов, через которые перелез и очутился на дороге.

Убедившись, что дорога пуста, я пересек ее и вышел к болотам, где заметил недостроенный дом. Там я сел подождать рассвета — благословляя человека, который изобрел виски, потому что я промерз до костей. Пошел снег, и я, одеревеневший от холода, встал, чтобы пройтись и изучить местность, насколько получится в темноте. На перекрестке возле станции я увидел солдат у бивачного костра, поэтому быстро отступил к своему недостроенному укрытию и дождался восхода. Тогда я пошел на станцию вместе с другими пассажирами. У ворот солдат проверял документы. Я порядком нервничал, когда в первый раз показывал свой «паспорт», но солдат мельком взглянул на него. Казалось, он лишь убедился, что на бумаге есть надлежащая печать. Он пропустил меня, и я пошел в кассу и попросил билет.

— Один первого класса до Петрограда, — смело сказал я.

— На этом поезде первого класса нет, только второй и третий.

— Нет первого? Ладно, давайте второй.

Я спрашивал у финнов, каким классом мне лучше ездить, думая, что они скажут «третьим». «Конечно, первым», — ответили мне, ведь было бы странно для служащего ЧК ездить хуже, чем первым классом. Третий класс был для рабочих и крестьян.

До Петрограда оставалось около 25 миль, но, так как поезд останавливался на каждой станции, на дорогу ушло почти два часа. По мере приближения к городу вагоны все больше заполнялись людьми, пока они не забили все проходы и тамбуры. На Финляндском вокзале, куда мы прибыли, была давка. Документы тоже проверяли невнимательно. Я вышел вместе с толпой и, оглянувшись на грязный, замусоренный вокзал, испытал странную смесь облегчения и опасения. В моей голове промчался поток странных мыслей и воспоминаний. Я увидел всю свою жизнь в новой и доселе незнакомой перспективе. Дни путешествий по Европе, годы студенчества в России, жизнь среди русского крестьянства и три года, по-видимому, бессмысленного военного труда — все они одновременно приняли симметричные пропорции и представились мне как бы гранями призмы, направленными к общей вершине, на которой я сейчас и стоял. Да, у моей жизни, внезапно осознал я, была цель — стоять здесь, на пороге города, где я когда-то жил, бездомным, беспомощным и одиноким, человеком из толпы. Вот, в точку — человеком из толпы! Мне не нужны были теории теоретиков и доктрины доктринеров, я хотел увидеть, что этот величайший социальный эксперимент, свидетелем которого когда-либо был мир, сделал для простых людей. И в странно приподнятом настроении я легко вышел с вокзала на знакомые улицы.

Глава 2 Пять дней

Первым делом после вокзала я увидел старика, он стоял лицом к стене, опираясь на водосточную трубу. Проходя мимо, я услышал, что он плачет, и остановился поговорить с ним.

— Что случилось, отец? — сказал я.

— Я замерз и хочу есть, — простонал он, не поднимая глаз и все так же прислоняясь к трубе. — Я три дня ничего не ел.

Я сунул ему в руку двадцатирублевый банкнот.

— Вот, возьмите, — сказал я.

Он взял деньги, но озадаченно взглянул на меня.

— Спасибо, — пробормотал он, — но на что мне деньги? Где мне взять хлеб?

Тогда я дал ему кусок своего и пошел дальше.

На улицах было людно и оживленно, хотя были только пешие прохожие. На мостовой лежали кучи грязи и мусора. Через улицу от дома к дому были развешаны оборванные и выцветшие красные флаги с надписями, из которых следовало, что их вывесили несколькими неделями раньше в честь годовщины большевистского переворота. Иногда попадались небольшие группы людей, очевидно, образованного класса, дамы и пожилые господа в поношенной одежде, которые расчищали ранний снег и слякоть под присмотром рабочего, который, словно надсмотрщик, стоял на месте и ничего не делал.