Британская шпионская сеть в Советской России. Воспоминания тайного агента МИ-6

— Понятно, — сказал я наконец. — Послушайте, Дмитрий Константинович, я расскажу вам одну историю. На севере вашей обширной страны стоит город Архангельск. Я был там прошлым летом и потом еще раз не так давно. Когда я был там летом, все жители страстно призывали союзников вмешаться и спасти их от бандитской шайки большевиков, и, когда в конце концов город был оккупирован и британский генерал ступил на берег, дорогу перед ним усыпали цветами. Но потом, когда я вернулся через несколько недель после оккупации, как по-вашему, нашел я там радость и удовлетворение? К сожалению, нет, не нашел. Я нашел склоки, интриги и растущее озлобление.

Номинально у власти находилось демократическое правительство, — продолжал я, — во главе с уважаемым революционером Чайковским[18], протеже союзников. Так что ж, однажды ночью группа офицеров — русских офицеров — без лишних формальностей арестовала это правительство, поставленное союзниками, а их военное командование лукаво прикрыло один глаз, делая вид, что не видит, что происходит. Злосчастных демократических министров вытащили из постели, увезли на машине на поджидающий пароход и доставили на далекий островок в Белом море, где их бесцеремонно высадили на берег, и уплыли! Поступок в духе капитана Кидда[19], вам не кажется? Спаслось только двое, потому что в тот вечер они случайно обедали у американского посла, и тот спрятал их у себя в спальне. На следующее утро город с испугом и изумлением увидел на стенах сенсационные плакаты. «По приказу русского командования, — гласили они, — некомпетентное правительство низложено, и верховная власть в Северной России отныне переходит исключительно в руки военного командующего оккупационных сил».

Шум поднялся адский, уж вы мне поверьте! Кому же распутывать такой узел? Союзные военные закрыли глаза на то, что русские заговорщики похитили русское же правительство, созданное по приказу этих же союзников! Дипломаты и военные и так уже разругались, а теперь бросились друг на друга, как бойцовые петухи! Наконец, после двухдневных споров и всеобщей забастовки было решено, что все это дело крайне неблаговидно и недемократично. «Дипломатия» восторжествовала, за несчастными министрами, дрожащими на далеком беломорском острове, послали крейсер и доставили их (вряд ли с триумфом!) в Архангельск, где возвратили запятнанное достоинство их министерских портфелей, и они продолжили делать вид, будто чем-то управляют.

Пока я рассказывал, Журналист сидел с раскрытым ртом.

— А что же там происходит сейчас? — спросил он, помолчав.

— Даже боюсь подумать, каково там сейчас, — ответил я.

— И вы хотите сказать, — медленно проговорил он, — что союзники не…

— Я не знаю. Могут прийти, а могут и не прийти.

Я понял, что грубо сломал радужный замок, построенный в облаках беднягой Журналистом.

— Но почему же… Михаил Михайлович… почему же вы?..

— Почему я приехал? — сказал я, заканчивая за него вопрос. — Просто потому, что этого хотел.

Дмитрий Константинович ахнул.

— Вы… вы хотели быть здесь?

— Да, — ответил я, невольно улыбаясь его неверию. — Я хотел приехать и ухватился за первую же представившуюся возможность.

Если бы я сказал, что по зрелом размышлении решил провести вечность в геенне огненной, а не в блаженстве на небесах, я не мог бы сильнее изумить Журналиста, который не мог поверить своим ушам.

— Кстати, только не вздумайте болтать про Архангельск с кем попало, — довольно жестоко сказал я, поймав себя на этой мысли, — или вам придется объяснять, откуда вы все это узнали.

Но он меня не слышал. Я не оставил камня на камне от его замка надежды. Мне было его очень жаль.

— Может быть, они научатся, — добавил я, желая сказать что-нибудь доброе, — и не повторят ошибок.

Научатся ли? Когда я смотрел в затуманенные слезами глаза Журналиста, мне от всего сердца хотелось, чтобы так и было!

В то время как квартира Журналиста до моего приезда еще только стояла на пути к превращению в хлев, обиталище Полицейского уже давно перешагнуло эту грань. Комнаты были страшно запущены, притом без всякой необходимости. Во многих домах санузлы находились в плачевном состоянии, но люди все же по возможности старались всеми силами поддерживать чистоту. Иначе дело обстояло с Полицейским. Он жил в условиях, кои невозможно описать приличным языком, и ничего не делал для того, чтобы остановить прогрессирующее накопление пыли, грязи и мусора.