Британская шпионская сеть в Советской России. Воспоминания тайного агента МИ-6

— Может быть, конечно, удалось бы провернуть дело немного дешевле, — добавил он, как будто ему пришла в голову запоздалая мысль, — но тогда потом возникнут накладные расходы.

— Ну что же, — снисходительно ответил я, — посмотрим. Поговорим как-нибудь в другой раз.

— Другого раза может не быть, Михаил Иваныч.

— Но надо подумать и о других делах. Мы поговорим обо всем, когда…

— Когда…

— Когда вытащите из тюрьмы миссис Марш.

Казалось, человечек еще больше скукожился, когда его так резко выдернули обратно в мир грубой реальности. Он на мгновение покраснел, как мне показалось, от гнева, но тут же взял себя в руки и вернулся к своей обычной манере показного раболепия.

— Сейчас у нас с вами другой вопрос, Алексей Фомич, — добавил я, — и я хочу сначала поговорить о нем. Как обстоят дела?

Полицейский сказал, что его агенты трудятся в поте лица, разведывая обстановку и возможности побега миссис Марш. Он заявил, что Марша ищут по всему городу, и то, что его нигде нет, уже наводит на мысль о его побеге. Через день или два эту новость подтвердят агенты большевиков в Финляндии. Он полагает, что участь миссис Марш будет облегчена в связи с вероятным прекращением перекрестных допросов. Оставалось только узнать, переведут ли ее в другую камеру или тюрьму, а затем уже составить план побега.

— Действуйте, — сказал я под конец. — И когда миссис Марш будет на свободе, возможно, мы поговорим о других делах.

— Другого такого же подходящего времени не будет, Михаил Иваныч, — повторил маленький Полицейский, но в голосе его звучало отчаяние.

А что же тем временем сталось с Мельниковым?

Зоринский был крайне возбужден, когда я позвонил ему.

— Как поживает ваш брат? — спросил я в трубку. — Перелом серьезный? Есть ли надежда на выздоровление?

— Да, да, — раздался ответ. — Доктор говорит, что ему придется пробыть в больнице какое-то время, но у него все шансы на поправку.

— Куда его положили?

— Сейчас он в частном лазарете на Гороховой, но мы надеемся, что его перевезут в больницу побольше и поудобнее.

— Надеюсь, там хорошие условия?

— Настолько, насколько вообще можно устроить при теперешних обстоятельствах. Пока что он в отдельной палате и на строгой диете. Но не могли бы вы зайти ко мне сегодня вечером, Павел Иваныч?

— Спасибо за приглашение, но, боюсь, мне надо на заседание домкома. Однако я мог бы заглянуть к вам завтра.

— Хорошо, приходите завтра. У меня есть новости от Льва. Он едет в Петроград.

— Передайте привет Елене Ивановне.

— Спасибо. До свидания.

— До свидания.

Телефон был неоценимым подспорьем, но пользоваться им нужно было с особой осторожностью. Периодически в моменты паники правительство полностью прерывало телефонную связь, причиняя огромные неудобства и раздражая жителей, хотя их-то оно и старалось успокоить. Однако не в интересах большевиков было полностью отключать ее, ведь телефон — эффективное средство обнаружения «контрреволюционных» делишек. За телефонными линиями пристально следили, подозрительного голоса или фразы было достаточно, чтобы линию начали прослушивать, записанные разговоры изучали на предмет намеков на людей или адреса, а потом уже «ассирияне шли, как на стадо волки»[21], забирали книги, бумаги и документы и увеличивали число обитателей камер на Гороховой. Поэтому надо было либо в совершенстве владеть языком метафоры, либо общаться при помощи заранее оговоренного устного шифра, замаскированного под разговор о погоде или еде. Например, «новости от Льва», как я сразу понял, означали вести о Троцком или сведения о Красной армии.

Зоринский встретил меня с энтузиазмом, когда я зашел на следующий день и остался обедать.

— Не успеете оглянуться, как мы вытащим Мельникова! — воскликнул он. — Следствие по его делу откладывают для сбора дополнительных улик. Его отвезут либо на Шпалерную, либо в Дерябинскую тюрьму, а там можно будет носить ему передачи. Тогда мы будем общаться, пряча записки в еде, и сообщим ему наш план побега. Словом, у нас все прекрасно, так что заходите выпить по рюмашке.

Эти добрые вести меня очень порадовали. Условия в любой из двух тюрем, которые он назвал, были намного лучше, чем на Гороховой, и, хотя перевод туда означал отсрочку исхода и, значит, продление срока заключения, в целом считалось, что в этих тюрьмах более мягкий режим.

— Кстати, — сказал Зоринский, — вы удачно зашли именно сегодня. Вечером мы ждем некого полковника Х. Он служит в Генеральном штабе, и у него есть любопытные новости. В Петроград едет Троцкий.

Елена Ивановна была в дурном настроении — порция сахара, которую обещали ей с коллегами, не поступила, и она уже два дня не имела возможности печь пирожных.

— Вы уж простите, Павел Иваныч, сегодня ужин плох, — сказала она. — Я собиралась подать вам шоколадный пудинг, но, к сожалению, десерта не будет. В самом деле, к нам возмутительно относятся.

— Ваше здоровье, — сказал Зоринский, ничуть не обескураженный перспективой остаться без третьего. — У нас тут есть кое-что получше пудинга, не правда ли?