— И вы не согласились? — спросил я.
— Я? Нет, сэр! — выразительно ответил он. — Хочу ли я день-деньской сидеть под дулом у какого-то чумазого работяги? Вот ведь как они собираются нас «контролировать».
Однако через какой-то месяц он все-таки принял предложение, когда его повторили, присовокупив обещание приличного оклада, если он согласится, или гарантию тюрьмы, если нет.
На следующий день я принес деньги Зоринскому, и он сказал, что сразу же передаст их следователю.
— Кстати, — сказал я, — возможно, мне придется уехать в Финляндию на несколько дней. Не удивляйтесь, если неделю или около того от меня не будет известий.
— В Финляндию? — Зоринский чрезвычайно заинтересовался. — Так, может быть, вы не вернетесь?
— Обязательно вернусь, — заверил я, — хотя бы только ради Мельникова.
— И конечно, у вас здесь и другие дела, — сказал он. — Кстати, как вы поедете?
— Еще не знаю. Говорят, границу довольно просто перейти пешком.
— Не так-то просто, — ответил он. — Почему бы вам просто не перейти по мосту?
— По какому мосту?
— Пограничному мосту в Белоострове.
Я подумал, он тронулся умом.
— Что вы хотите сказать? — спросил я.
— Это можно устроить, если не лезть на рожон, — продолжил он. — Пять-шесть тысяч рублей комиссару станции — и он закроет глаза, еще тысячу часовому на мосту — и он отвернется в другую сторону, так и пройдете. Лучше всего вечером, когда стемнеет.
Я вспомнил, что слышал о таком способе еще в Финляндии. Иногда он срабатывал, иногда нет. Он был проще всего на свете, но не давал никаких гарантий. Комиссары вели себя непредсказуемо и боялись обжечься. Кроме того, финны иногда отправляли людей назад. К тому же со мной, как я надеялся, будет миссис Марш, а об этом Зоринский ничего не должен знать.
— Замечательная идея! — воскликнул я. — Такое мне даже в голову не приходило. Я свяжусь с вами перед отъездом.
На следующий день я сказал ему, что решил не ехать в Финляндию, потому что подумываю наведаться в Москву.
— Мадам Марш не перевели с Гороховой, — заявил маленький Полицейский, когда я сидел напротив него в его вонючей берлоге. — Ее дело приостановлено и, несомненно, пробудет в таком виде еще какое-то время. Узнав о бегстве Марша, ее оставили в покое. Возможно, про нее совсем забудут. Думаю, сейчас самое время действовать.
— Что ее ждет, если ее дело возобновят?
— Пока еще рано строить предположения.
Незадолго до Рождества Полицейский стал нервничать, и я увидел, что эти его переживания неподдельны. План побега миссис Марш постепенно разворачивался, занимая все его мысли и вызывая немалую озабоченность. Каждый день я приносил ему небольшие подарки вроде сигарет, сахара или масла, которые получал от Марии, чтобы ему поменьше приходилось думать о домашних заботах. В конце концов меня обуяло почти такое же возбуждение, как и его, а Мария, которую я держал в курсе дела, совсем издергалась от беспокойства.
День 18 декабря выдался морозным и промозглым. Ветер яростно обрушивал шквалы на углы домов, подхватывал пригоршни снежной крупки и злобно швырял их в замотанные до самого носа лица торопливых, замученных пешеходов. К полудню вьюга утихла, и мы с Марией отправились на ближайший рынок. Мы собирались купить женское манто, потому что в ту ночь мне предстояло вести миссис Марш через границу.
Угол Кузнечного переулка и Владимирского проспекта превратился в оживленное место для «спекулянтов», с тех пор как запретили частную торговлю. Даже в этот суровый зимний день, как обычно, там выстроились рядами жалкие петроградцы, терпеливо стоя в ожидании покупателя, чтобы продать личные вещи или раздобытые в деревне продукты. Многие были женщинами из интеллигенции, которые распродавали свое последнее имущество, чтобы наскрести немного денег на скудный обед для себя или своей семьи. Они либо были безработными, либо приходили сюда в перерывах между работой. Ношеная одежда, всякая всячина, посуда, игрушки, безделушки, часы, книги, картины, бумага, кастрюли, сковороды, ведра, трубки, открытки — все, чему место в антикварном магазине или лавке старьевщика, можно было отыскать здесь, разложенное прямо на тротуаре.
Мы с Марией шли мимо тех, продавал сахар кусками, выставив на протянутой ладони свой жалкий запас из четырех-пяти кусочков. Мы шли мимо и селедки, и пирожков зеленоватого цвета. Прохожие брали пирожок, нюхали его, а если он им не нравился, клали обратно и пробовали следующий. Мария искала старую одежду, и, проталкиваясь сквозь толпу, мы внимательно следили за признаками возможной облавы, так как время от времени полицейские отряды внезапно бросались на «спекулянтов» и задерживали нескольких невезучих, а остальных разгоняли.
Вскоре Мария нашла, что искала, — теплое манто, явно видавшее лучшие дни. Усталые глаза высокой, изысканной дамы, у которой мы купили его, широко раскрылись от удивления, когда я без разговоров выдал даме названную ею сумму.
— Je vous remercie, madame[22]
, — сказал я, и, когда Мария примерила манто и мы пошли прочь, презрение на лице дамы сменилось изумлением.