Час мы переждали в избушке Фиты. Пока миссис Марш прилегла отдохнуть, я отвел мальчика в сторону, чтобы поговорить о предстоящем пути и расспросить о четверых других, явно таких же беглецах, как мы, которые также находились у него в доме.
— Какой дорогой пойдем, — спросил я, — на север или на запад?
— На север, — ответил он. — Так намного дольше, но зато в хорошую погоду идти пешком нетрудно, да и надежнее всего.
— У тебя есть для меня сани?
— Да, и лучшая лошадь.
— А те, другие, кто они?
— Не знаю. Мужчина — офицер. Три дня назад он приезжал в эти места и спрашивал, и крестьяне послали его ко мне. Я обещал помочь.
Кроме русского офицера в грубой рабочей одежде, были еще дама, говорившая по-французски, и две хорошенькие девушки лет пятнадцати и семнадцати. Девушки были одеты скорее à la turque[25]
— в коричневые шерстяные приталенные душегрейки и брюки из того же материала. Они не выказывали ни малейшего признака нервозности, и у обеих был такой вид, будто они наслаждаются веселым приключением. Они говорили с офицером по-русски, а с дамой по-французски, и я понял, что она гувернантка, а он — их сопровождающий.Мы тронулись в путь от избушки Фиты в час дня. Район, по которому проходит российская граница к западу от Ладоги, покрыт лесами и болотами вперемежку с деревушками. Зимой болота замерзают и покрываются глубокими сугробами. Следующий этап нашего путешествия закончился в отдаленной хижине в пяти милях от границы с российской стороны, хозяин которой, тоже финский крестьянин, должен был провести нас пешком через лес до первой финской деревни, находившейся в десяти милях от нас. Ночь выдалась чудесная. Дневная метель полностью улеглась. Огромные белые облака медленно плыли по небу, закрывая полную луну, и воздух был тих и недвижен. Пятнадцать миль на санях от избушки Фиты до хижины крестьянина по холмам и низинам, окольными дорогами, а порой и прямо через болота, если нужно было обойти заставу, были одними из самых красивых пейзажей, какие мне когда-либо доводилось видеть — даже в России.
На большой открытой поляне ютились три-четыре грубых избы с полуразрушенными пристройками, черные, безмолвные и, словно иллюстрация к волшебной сказке, отбрасывали голубые тени на ослепительно-белый снег. Проводник постучался в одну из дверей. После долгого ожидания ему открыли, и нас впустил в дом старый крестьянин и его жена, явно поднятые с постели.
Через четверть часа к нам присоединилась другая группа, однако мы не обменивались любезностями и не подали вида, что уже встречались. Когда крестьянин оделся, мы двинулись в путь.
Почти сразу же свернули с дороги и пошли по открытой местности в направлении леса по глубоком снегу. Идти было трудно из-за пуховых сугробов, в которые ноги проваливались до колен, и из-за женщин нам приходилось часто останавливаться. Петляя то в лес, то из лесу, избегая дорог и обходя открытые пространства, мы шли бесконечно долго, пока не приблизились к фактической линии границы.
Миссис Марш и француженка завязали беседу, и во время одного из привалов, пока девушки лежали, раскинувшись на снегу, я спросил ее, не сказала ли ей француженка, кто наши спутники. Но та, по-видимому, избегала говорить на эту тему до пересечения границы.
Меня поражало, как стойко миссис Марш выносила напряжение нашего ночного путешествия. Она пробыла в тюрьме почти месяц, питаясь скудной и отвратительной тюремной пищей, подвергаясь долгим, тяжелым и придирчивым перекрестным допросам, и все же держалась лучше, чем остальные женщины нашей группы, а после отдыха всегда первой вставала, чтобы вновь двинуться в путь. Нам приходилось лезть через канавы и узкие шаткие мосты. Как-то раз наш проводник, нагруженный мешками, неожиданно пропал, с головой погрузившись в занесенный снегом невидимый ров. Он выкарабкался по другую сторону, весь мокрый от воды, в которую провалился сквозь тонкий лед. Снег был настолько мягким, что мы не могли нащупать крепкой земли под ногами, чтобы оттолкнуться и перепрыгнуть через ров. Казалось, что перейти его можно только одним способом — так, как пришлось сделать нашему бедному проводнику, пока мне не пришло в голову, что если растянуться на животе, то сугроб может и не рухнуть под моим весом. Итак, уперев ноги как можно глубже, я бросился вперед через ров и зарылся руками в снег на другой стороне, оперся на нее и таким способом образовал мост. Миссис Марш неуверенно прошла по моей спине, сугроб выдержал, и тогда остальные последовали за ней. Я переполз на животе, и все мы перебрались через ров сухими.
Наконец мы подошли к оврагу шириной восемь — десять футов, заполненному водой и лишь частично замерзшему. Квадратный столб с черно-белыми полосами свидетельствовал, что перед нами граница.
— До заставы полторы версты в обе стороны, — шепнул наш деревенский проводник. — Надо переходить как можно быстрее.