До той поры я старался как можно дольше уклоняться от военной службы, опасаясь, что это может помешать моей разведывательной работе. Но оказалось, что все наоборот, и по многим причинам я пожалел, что не записался в армию раньше. Помимо большей свободы передвижения и привилегий перед штатскими в вопросах жилья, развлечений и проездных билетов, красноармеец получал паек, значительно превосходящий по количеству и качеству пайки гражданского населения. Раньше я получал только полфунта хлеба в день и вынужден был съедать свой скудный обед в грязной общественной столовой, но, будучи красноармейцем, я, помимо обеда и разных мелочей, о которых не стоит упоминать, получал фунт, а когда и полтора фунта довольно сносного черного хлеба, которого при моей привычке к скудному рациону мне хватало, чтобы жить с относительным удобством.
Командир был неплохой человек, нервозный и чувствовавший себя в «партии» не на своем месте, но вскоре он привык и стал пользоваться своими многочисленными привилегиями. Он сослужил мне хорошую службу. Он не раз посылал меня в те места, куда я хотел ехать, с поручениями, которые, как он знал, требуют времени (например, для покупки автомобильных шин, которых было не достать, или разного рода литературы), и я, как и раньше, мог уделять свое главное внимание политической и экономической ситуации.
Как красного солдата меня послали в Москву, где я совещался с Национальным центром[35]
— самой многообещающей из политических организаций, чьей целью была выработка программы, приемлемой для русского народа в целом. Ввиду демократического характера этой организации ее с особым рвением выслеживали большевистские власти и в конце концов раскрыли, и ее членов, в числе которых было много социалистов, расстреляли. Из Москвы я также регулярно получал копии сводок об общем положении, которые представлялись в Совет народных комиссаров. В сообщениях из-за границы мне поручалось исследовать вопросы, охватывавшие всю сферу советской администрации, но я не намерен затрагивать здесь эту огромную тему. Меня больше волнует настоящее и непостижимое будущее, нежели прошлое. Я буду говорить только о крестьянстве, армии и «партии». Потому что именно от способности или неспособности коммунистов управлять армией в значительной мере зависит устойчивость большевистского режима, в то время как будущее находится в руках огромной и бессловесной массы простых крестьянских тружеников, столь справедливо именуемой Русским Сфинксом[36].Глава 11
Красная армия
В день поступления в полк я натянул на себя красноармейскую форму, состоящую из гимнастерки защитного цвета, желтых штанов, обмоток, пары хороших сапог, которые я купил у другого солдата (в армии в то время не выдавали сапог) и серой армейской шинели. На фуражке красовался значок Красной армии — красная звезда с молотом и плугом.
Этот костюм нельзя было назвать форменной одеждой красноармейца, хотя он был не менее форменным, чем любой другой. За исключением отборных частей, одетых в самое лучшее, что только сыскалось на военных складах, рядовые новобранцы одевались как попало, а вместо сапог или ботинок часто носили лапти. Какая горькая ирония и какой многозначительный факт, что в 1920 году, когда я снова наблюдал за Красной армией уже с польского фронта, многие из тысяч бежавших к полякам дезертиров были одеты в форму, которую британцы передали Деникину вместе с множеством другого военного имущества.
— Товарищ командир, — говорил я, являясь к командиру, — разрешите доложить: поставленная задача выполнена.
— Хорошо, товарищ Такой-то, — отвечал он мне, — я сейчас же выслушаю ваш рапорт. — Или: — Будьте готовы завтра к такому-то часу.
Прежние звания царской армии, как и названия многих столичных улиц, были отменены, и вместо «офицеров» стали «командиры». Когда мы оставались наедине, я обращался к нему не «товарищ командир» (разве что в шутку), а по имени — Василий Петрович, и он тоже звал меня по имени-отчеству.
— Василий Петрович, — как-то раз сказал я, — что заставило вас пойти в Красную армию?
— А вы думаете, у нас есть какой-то выбор? — возразил он. — Если офицер не хочет, чтобы его поставили к стенке, ему приходится либо подчиниться приказу о мобилизации, либо бежать из страны. А позволить себе бежать могут только те, у кого здесь не остается родных. — Он достал из кармана толстую записную книжку и, порывшись в ворохе замусоленных и оборванных документов, развернул листок и положил его передо мной. — Вот копия документа, который меня заставили подписать, перед тем как я стал красным командиром. Мы все должны были его заполнить и подписать, и если бы вас обнаружили здесь, то не только я распрощался бы с жизнью, но и моя жена.