Британская шпионская сеть в Советской России. Воспоминания тайного агента МИ-6

Однако первая же кампания Красной армии против врага не из России, а именно Польши, которая не угрожала отнять землю у крестьян, окончилась ее полным крахом, когда красные находились в самом зените своей мощи. И это тем более показательно, что в России сложились довольно сильные антипольские националистические настроения, особенно в среде образованных людей, и большевики воспользовались этими настроениями для укрепления собственных позиций. Но между большевистской и польской армиями существовало одно разительное отличие, которое во многом предопределило исход войны. Вопреки плохому руководству со стороны некомпетентных, эгоистичных и коррумпированных офицеров, рядовые поляки даже в невзгодах окрылялись духом национального патриотизма, невиданного в Европе с первых дней Великой войны. Достаточно было только набрать несколько французских офицеров и беспощадно отсеять предателей из командного состава, чтобы польская армия превратилась в грозное оружие, сметавшее перед собой красные орды, словно солому. В Красной же армии все было наоборот. Красными солдатами командовали офицеры, которые либо вдохновлялись антипольскими чувствами, либо были убеждены, как уверяли коммунистические вожди, что революционным армиям суждено прокатиться по всей Европе. Но рядовых война нисколько не интересовала. Поэтому солдаты наступали только до тех пор, пока поляки с их никчемным руководством отступали с такой скоростью, что только пятки сверкали, но стоило им встретить хорошо организованное сопротивление, как русские крестьяне либо бежали с поля боя, либо дезертировали, либо поднимали мятеж в своих рядах.

Победа Польши в конце концов развеяла миф о крестьянской поддержке революции и о непобедимости Красной армии, но не принесла России никакой пользы. Скорее наоборот, ибо, временно заставив русскую интеллигенцию встать на сторону коммунистов, она укрепила позиции советского правительства даже еще больше, чем гражданские войны.

Террор, царящий в Красной армии и, по сути, являющийся той мерой, на которую советское правительство больше всего полагается в вопросе обеспечения дисциплины, иногда порождает необычайные и на первый взгляд необъяснимые эпизоды. В сентябре 1920 года я стал свидетелем повторного взятия поляками крепости Гродно. Наблюдая за тем, как снаряды падают на окопы на окраине города, я думал о лежащих в окопах беднягах, которые ненавидят войну, ненавидят своих командиров и просто ждут, когда наступит темнота, чтобы прокрасться вон из города. Хотя говорили, что Гродно защищают отборные красные полки, отступали они стремительно. Но через день или два под Лидой они неожиданно развернулись и дали бой. На этом участке фронта в то время находился или недавно побывал Троцкий и отдал указание применить самые беспощадные меры, чтобы остановить бегство. Одну польскую дивизию внезапно атаковали пять красных дивизий. Четыре из них были разбиты, но последняя — 21-я — продолжала яростно драться. Трижды они наносили массированный удар. Дело дошло до рукопашной, в которой красные сильно теснили поляков. Но после третьей атаки, которая, к счастью для поляков, оказалась слабее, случилось нечто непредвиденное и непостижимое. Бойцы 21-й советской дивизии перебили всех своих комиссаров и коммунистов и перешли к полякам вместе со всем вооружением![42]

Создается впечатление, что человеческий рассудок в такие моменты полностью цепенеет. Гонимые отчаянием, люди действуют как автоматы, невзирая на опасность, зная, что их ждет еще горшая доля (и особенно их родных и близких), если их измена обнаружится. Террором можно заставить человека неистово бороться за то, во что он не верит, но в конце концов он сломается.

Наведением террора в армии занимаются особые управления Чрезвычайной комиссии и революционные трибуналы. Методы работы ЧК уже неоднократно описаны. В той армии, к которой относился мой полк, приказ о формировании революционных трибуналов гласил, что они «должны быть созданы в районе действий каждой бригады, состоять из трех членов и проводить на месте расследование случаев неподчинения, отказа идти в бой, бегства или дезертирства целыми частями, такими как отделения, взводы, роты» и так далее. Приговоры (в том числе смертные) приводились в исполнение немедленно. Также приговоры могли быть условными, то есть виновным предоставлялась возможность вновь заслужить доверие героическим поведением и таким образом добиться отмены приговора. В то же время «отдельные особо надежные части должны быть сформированы из лиц, отобранных из устойчивых подразделений, в обязанности которых входит подавление всех случаев неподчинения. Эти отобранные части также будут приводить в исполнение смертные приговоры».