Британские интеллектуалы эпохи Просвещения

Члены низшей палаты в изображении Свифта представлены не лучше. В палату общин, писал он в «Путешествиях Гулливера», нередко попадал «чужой человек, с туго набитым кошельком», который оказывал давление на избирателей, «склоняя их голосовать за него вместо их помещика или наиболее достойного дворянина этой местности». Свифт подчеркивал, что многие депутаты «страстно стремятся попасть в упомянутое собрание», хотя сами постоянно твердят, что пребывание в нем «сопряжено с большим беспокойством и издержками, приводящими часто к разорению семьи, и не оплачивается ни жалованием, ни пенсией». Но вряд ли подобная «жертва» диктовалась «добродетелями» или «гражданственностью» членов парламента, высказывал сомнение литератор. Он был убежден в том, что скорее всего члены палаты общин стремились «вознаградить себя за понесенные ими тягости и беспокойства путем принесения в жертву общественного блага намерениям слабого и порочного монарха вкупе с его развращенными министрами». Сравнивая римский сенат с английским парламентом, Свифт подчеркивал, что в то время, как первый «казался собранием героев и полубогов», второй являл собой сборище «разносчиков, карманных воришек, грабителей и буянов»414.

Острой критике подверг Свифт систему судопроизводства страны. Судьи, на его взгляд, представляли собой «сословие людей, смолоду обученных искусству доказывать при помощи иностранных речей, что белое – черно, а черное – бело, соответственно деньгам, которые им за это платят. Это сословие держит в рабстве весь народ». Они настолько привыкли «почти с колыбели защищать ложь», что явно чувствуют себя «не в своей стихии», если приходится отстаивать правое дело. Ссылаясь на многочисленные прецеденты, судьи принимают решения, попирающие справедливость и здравый человеческий смысл. Вскрывая пороки судебной системы, существующей в стране, просветитель отмечал необъективность судей при разбирательстве тяжб, подчеркивал, что рассмотрение ими дел зависело либо от двойного гонорара, который выплачивали стряпчему, либо от того, каким образом власть имущие относились к обвиняемому. Последнее обстоятельство особенно важно при решении дел о государственных преступлениях, поскольку от этого зависит приговорить виновного к повешению или оправдать. При этом и в первом, и во втором случае считается, что буква закона строго соблюдена.

Свифт обращал внимание на продажность и корыстолюбие судейских чиновников, которые намеренно затягивали разбирательство дела до тех пор, пока вконец не разоряли обе стороны. Нередко на правосудие оказывали давление такие обстоятельства, как принадлежность к религиозной секте или политической партии. И в зависимости от того, каких религиозных или политических убеждений придерживался сам судья, выносился обвинительный или оправдательный приговор обвиняемому. Вообще Свифт относился к судейскому сословию с презрением, заявляя, что все его представители обыкновенно являются «самыми невежественными и глупыми из всех нас, неспособными вести самый простой разговор, заклятыми врагами всякого знания и всякой науки, так же склонными извращать здравый человеческий смысл во всех других областях, как они извращают в своей профессии»415.

С позиций тори просветитель продолжал рассматривать и вопрос о роли армии в государстве. Он по – прежнему осуждал решение правительства содержать наемную регулярную армию в мирное время. «Если у нас действует самоуправление, осуществляемое выбранными нами депутатами, то кого же нам бояться и с кем воевать?» – недоумевал Свифт. Не лучше ли, чтобы каждый гражданин самостоятельно защищал свой дом, а не полудюжина «случайно завербованных на улице за небольшое жалованье мошенников, которые могут получить в сто раз больше, перерезав горло охраняемым лицам»416.

Свифт по – прежнему осуждал политику ведения захватнических войн, которую защищали представители «денежных» интересов. Он вскрывал истинные причины развязывания правительством подобных войн, поводом для которых становилось «честолюбие монархов, которым все бывает мало земель или людей, находящихся под их властью; иногда испорченность министров, вовлекающих своих государей в войну, чтобы заглушить и отвлечь жалобы подданных на их дурное управление». Сторонники захватнических войн «вполне извинительным» считают «нападение на страну, если ее население изнурено голодом, истреблено чумою или втянуто во внутренние раздоры». Точно так же признается справедливой война с самым близким союзником, «если какой – нибудь город расположен удобно для нас или кусок его территории округлит или завершит наши владения». Ремесло солдата, замечал с иронией Свифт, «считается у нас самым почетным, так как солдат есть еху (изобретенный просветителем термин, обозначавший человека, доведенного до скотского состояния – Т.Л.), нанимающийся хладнокровно убивать возможно большее число подобных себе существ, не причинивших ему никакого зла»417.