Британские СС

Во второй половине дня генерал Келлерман справился, достаточно ли хорошо инспектор Арчер себя чувствует и не зайдет ли к нему «поболтать». Поднявшись в кабинет, Дуглас обнаружил своего генерала в состоянии некоторой послеобеденной эйфории, которую Гарри Вудс обычно характеризовал емким термином «подперепил».

Коллекция туземных одежд вверенной ему территории продолжала пополняться – сегодня Келлерман щеголял в однобортном костюме с жилетом из гладкой ткани в «гусиную лапку», сливочного цвета сорочке с фуляровым галстуком-бабочкой и в брогах. Пожалуй, в глазах иностранцев именно так должен одеваться типичный профессор Оксфордского университета, и, пожалуй, именно с таким прицелом Фриц Келлерман этот костюм и подбирал.

На журнальном столике стоял серебряный поднос, а на нем – кофейник с настоящим кофе, распространяющим аромат на всю комнату. Вокруг расположились чашки, блюдца и прочие принадлежности для кофепития. Келлерман не спеша налил в свою чашку щедрую порцию сливок, посыпал сверху тертым шоколадом.

– Ах, Вена… – мечтательно вздохнул он, вспомнив, что Дуглас пьет кофе без всяких дополнительных ухищрений. – Старомодная, несовременная, обветшавшая, но по-прежнему самая обворожительная. Душою я сын этого прекрасного города, он мне родной!

– В самом деле? – вежливо удивился Дуглас, с удовольствием прихлебывая черный кофе.

Австрийцы, которых он встречал в Лондоне, все как один спешили записаться в немцы. Пожалуй, только обладатели аккуратного золотого значка – символа принадлежности к первой тысяче членов нацистской партии – и очевидного мюнхенского акцента могли позволить себе шутки ради назвать родным австрийский город.

– Конечно! У Вены есть душа! – Даже говоря по-английски, Келлерман ухитрился произнести это с характерной гнусавостью, с какой обычно рассказывают анекдоты про австрийцев. – А у вас синяк, – вдруг заметил он. – И еще наливается. Чертовы гангстеры! Послушайте, может, все-таки вам к врачу? Сходите в больницу Святого Георгия у Гайд-парка.

Из уважения к подчиненному он не использовал действующего названия этой больницы – Центральный госпиталь СС.

– Мне дали аспирин в участке на Кэнон-Роу, – сказал Дуглас и отпил еще кофе. – Кстати, спасибо вам за подарок для моего сына. Передам ему в день рождения, и тогда он напишет вам письмо с благодарностью.

– Все мальчишки любят машины. Я подумал, что игрушку военной тематики вы можете не одобрить.

– Очень разумный выбор, генерал.

– А вы любите рыбалку, инспектор?

– Нет, сэр.

– Жаль… На мой взгляд, весьма полезное увлечение для того, кто служит в полиции. Учит терпению и открывает многое о человеческой природе.

Келлерман подошел к стеклянному ящику на стене. В ящике с презрительной гримасой на морде застыла большая форель.

– Знаете, инспектор, вот эту красотку я ведь сам поймал.

– Правда? – снова вежливо удивился Дуглас, хотя Келлерман уже хвалился ему этим не менее дюжины раз, и обстоятельства кончины бедного создания были выбиты золотом на табличке под ящиком.

– А вот штандартенфюрер Хут у нас чемпион по лыжам.

Келлерман вернулся к столу, но не сел, а поднял кофейник и улыбнулся Дугласу.

– Надо же, я не знал, сэр, – ответил Дуглас, предположив, что от него ожидается реакция.

– Да-да. В тридцать шестом участвовал в Олимпийских играх в Гармиш-Партенкирхене. – В голосе Келлермана слышалась гордость, несмотря на их с Хутом вражду. – Скоростной спуск и слалом. Медаль не выиграл, но сам факт участия в таких соревнованиях делает ему честь, а?

– Да, сэр.

Голова у Дугласа начинала гудеть – видимо, сказывалось воздействие эфира, которым его одурманили.

– Любимый вид спорта многое говорит о человеке. – Келлерман улыбнулся. – Вот штандартенфюрер у нас всегда торопится, мне же спешить некуда. Вы понимаете, инспектор?

– Конечно, понимаю, сэр.

– Разрешите подлить вам кофе.

Келлерман склонился над его чашкой. Дуглас почувствовал запах мятных таблеток для свежести дыхания.

Снаружи, на Уайтхолл-стрит, начиналась репетиция военного оркестра лондонского штаба перед парадом в честь «недели дружбы». Дуглас узнал мелодию «Петербургского марша», который прежде был исключительной прерогативой второй пехотной бригады СС и на мотив которого берлинцы давно сложили похабные куплеты.

– Вы точно не желаете сливок?

Дуглас покачал головой. Келлерман покрепче закрыл окно.

– Рейхсфюрер СС интересовался у меня, как продвигается ваше расследование. Ну того убийства над антикварной лавкой. Пришлось сказать, что я почти ничего не знаю… и, признаюсь, чувствовал я себя при этом довольно глупо… – Келлерман в задумчивости играл кубиками сахара в мисочке.

– Увы, оно почти не продвигается, сэр.

– Я не понимаю, зачем вы сегодня опять пошли в тот дом.

Дуглас отпил из чашки, думая над ответом. Хут велел ему держать любую информацию о расследовании в тайне. Однако Келлерман по-прежнему был его непосредственным начальником – по крайней мере, никаких письменных распоряжений об отмене его полномочий от вышестоящего руководства не поступало.

– Один из моих офицеров, констебль Данн, работал в штатском…

– Тот, которого вчера убили?