Чего тут только не было! Прямо перед ней, справа у стены, стоял потрясающий резной комод с отломанной ножкой, рядом с ним — низкая скамеечка, обитая потертым бархатом. На скамеечке сидела фарфоровая кукла с остатками белокурых волос. За перламутровые ручки деревянных ящичков комода так и хотелось потянуть. Какие сокровища хранятся у них внутри? Дореволюционные пуговицы? Россыпь бус? Платья с ручной вышивкой?
— Вот он, сволочь, — сообщил Жидков. — Я имею в виду сундук.
В его голосе прозвучали гневные нотки. Словно сундук и в самом деле сознательно участвовал в преступлении. Лариса повернулась к другой стене и увидела чудовищных размеров ящик, покрытый облупившимся темным лаком. Ничем не украшенный, он производил мрачное впечатление.
— Можно его открыть? — попросила она и, когда Жидков молча выполнил просьбу, с трепетом приблизилась.
— Я крышку досочкой подпер, — сообщил тот на всякий случай. — Так что можно не бояться.
Несмотря на досочку, Ларисе все равно было не по себе, когда она заглядывала внутрь. Сундук был полон только наполовину. Чтобы достать хоть что-то, удобнее всего было встать на колени и нырнуть в него с головой. Она бросила на Жидкова быстрый короткий взгляд и сделала это.
— Погоди-ка, — озадачился он. — Если бы крышка упала в такой момент, то, пожалуй, шарахнула бы дядю по спине, а не по шее. Странно. Как, интересно, он должен был тут расположиться, чтобы ему башку чуть не откусило? Ну-ка, попробуй, прикинь.
Лариса немедленно вспомнила русскую народную сказку, в которой Иванушка-дурачок просил Бабу-Ягу показать, как надо правильно сесть на лопату, чтобы без помех отправиться в печь. Баба-Яга только села, ручки-ножки поджав, как Иванушка-дурачок — р-р-раз! — и сунул ее в огонь.
— Лучше ты, — трусливо сказала она, проворно поднимаясь на ноги. — Я уже узнала все, что хотела.
— А что ты хотела? — немедленно заинтересовался Жидков.
— Совершенно ясно, — менторским тоном заявила Лариса, заложив руки за спину и прохаживаясь перед ним, — что твоему дяде незачем было доставать из сундука что бы то ни было, чтобы расчистить пространство. Сундук такой огромный, что в нем спокойно можно копаться. А уж отодвинуть в сторону журнал и какой-то там бант вообще ничего не стоило.
— И что из этого следует? — озадачился Жидков. — Что журнал и бант достали не просто так?
— Мне почему-то кажется, — понизила голос Лариса, — что эти вещи положил рядом с телом твоего дяди убийца.
— Думаешь, убийца и в самом деле существует?
— Да. Я так думаю. Я так думала с самого начала. Именно убийца готовил декорации. Именно он вытащил вещи.
— Но зачем?!
— Наверное, в этом есть какой-то смысл. Что, если объяснение содержится как раз в записке? Если бы не твой упертый кузен…
— Что, если попробовать поискать эту чертову записку у него в комнате? — вслух подумал Жидков. — Выманить оттуда Альберта и провести обыск.
— Если Альберт так испугался, когда прочитал ее, то и в самом деле уже уничтожил, — покачала головой Лариса. — Лучше все-таки попытаться его разговорить. Припугнуть, что ли? Не знаешь ли ты чего-нибудь такого… компрометирующего?
— Вижу, — с обидой ответил Жидков, — что у вашей шарашки только один метод работы — шантаж. Нет, я не знаю, чем можно шантажировать Альберта.
— Кстати, — встрепенулась Лариса, понизив голос. — Анечка! Говорили, будто бант мог принадлежать какой-то Анечке. Кто это такая?
— Сведения об этой особе весьма ограничены. Информации минимум. Дело в том, что мои родители родом из Питера. И я, конечно, тоже. До последнего времени маман не поддерживала тесных отношений со своей сестрой Фаиной.
— Я могу ее понять.
— И про то, как жили Миколины тридцать лет назад, я совсем ничего не знаю. Да и маман знает тоже только понаслышке.
— Почему именно тридцать лет назад? — удивилась Лариса.
— Потому что Анечка Ружина сбежала из дома в семидесятом году.
— Ого! Это что-то новенькое. Сбежала из дома? А где был ее дом?
— Здесь, — топнул ногой Жидков. Вышло очень пафосно, и он тотчас спохватился:
— То есть я хотел сказать, что она жила в семье Миколиных. Дочь каких-то давних друзей, погибших в авиакатастрофе.
— Вижу, это у вас семейная традиция — совершать добрые поступки, — желчно заметила Лариса, не в силах простить Жидкову равнодушия по отношению к маленькому Ивану.
Жидков взглянул на нее настороженно и продолжил:
— Девчонка, как я слышал, была тихоней. Но в тихом омуте, как говорится, водится черт знает что. В семидесятом году ей исполнилось восемнадцать лет. Ровно через месяц после совершеннолетия она вышла замуж и скрылась в неизвестном направлении. Никто до сих пор так и не знает, что с ней случилось потом.
— Как это? А твой дядя Макар разве не пытался ее искать?