Брюс. Дорогами Петра Великого

— Правду сказал князь Михайло, — побеждай не числом, а умением! Шведы дарят нам, ваше высочество, — Пётр обращался к принцу подчёркнуто уважительно, — редчайший в гиштории воинской случай. Их армейский обоз прикрыт не всей армией, а только одним корпусом. Так отчего мы должны упускать сей случай и дать Левенгаупту уйти за Сож? Нет, господа генералы, коли случай сам идёт в руки, лови его! — И, обернувшись к Пфлугу, неожиданно хлопнул по плечу обомлевшего под царским взором баварца:

— А русского солдата, господин бригадир, ты сперва в бою проверь, как князь Михайло проверил его под Добрым. Да смотри не заблудись опять в лесах и болотах, не отсидись за кустами! — Обращаясь уже ко всем генералам, Пётр твёрдо приказал: — Выступать!

* * *

Из Лопатичей на Лесную вели две дороги. Потому на военном совете и порешили идти до Лесной скорым маршем двумя колоннами. Правой колонной поручено было командовать Михайле Голицыну, левой — принцу Дармштадтскому. На деле правой колонной командовал сам Пётр, а левой Меншиков. Генералы же были им помощниками.

Когда на раннем зябком осеннем рассвете обе колонны втянулись в густой, мокрый и угрюмый ельник, Пётр более всего опасался, что шведы опять уйдут, а меж тем неизвестно, успел ли бригадир Фастман, посланный Боуром с двумя драгунскими полками наперехват, сжечь в Пропойске мосты через Сож. Ежели Фастман замедлился или застрял в гатях на левом берегу Сожа, тогда Левенгаупт мог первым переправиться через реку и запалить за собой переправу.

Пётр надеялся было на ночную разведку, но вернувшиеся из леса драгуны доложили, что на дорогах шведы выставили крепкие заставы рейтар и миновать их было невозможно. Оттого русские колонны вступили в лес как бы с завязанными глазами и, разделённые густой чащобой, двинулись, каждая в одиночку, навстречу своей воинской фортуне. Под утро ударил заморозок, и лужи были подернуты первым льдом, который звонко разбивали лошади во главе колонны Меншикова.

«Цок, цок!» — цокали хорошо подкованными копытами драгунские лошади. «Тюк! тюк!» — тренькали плохо скреплённые вьюки у молодых драгун. «Кар! кар!» — раскаркался над головами солдат старый ворон.

— Я тебя, окаянного! Щи сварю! — погрозил ворону карабином молодой солдат, но ворон не унимался.

— Вот вещун проклятый! — сердито пробурчал старый драгун, переведённый к невцам из Новгородского полка, дабы разбавить полк старыми вояками.

— А к чему, дяденька, он каркает-то? — с испуганным любопытством переспросил его молодой.

— К крови человеческой, вот к чему! — как ножом отрезал тот и мрачно замолчал.

В этом молчании все услышали, как тонко и надрывно стонут под ледяным ветром вершины высоченных елей, похожих в предрассветном белёсом тумане на угрюмых лесных разбойников в тулупах.

— К чёрту! На этой карте ничего не разберёшь! Дайте фонарь! — приказал адъютанту принц Дармштадтский.

Тот услужливо поднял над картой походный фонарь.

— Видите... — обращался принц по-немецки к своему первому адъютанту-немцу. — На немецкой карте нет никакой поляны, меж тем разведка сейчас доложила, что перед нами за триста метров длинная поляна. Значит, врёт или карта, или разведка! Я думаю, немецкая карта верна, а врёт русская разведка, испугавшись шведских рейтар.

Откуда было знать принцу, что белорусские мужики ещё прошлой осенью прорубили в лесу широкую просеку.

Через триста метров впереди вдруг открылась та самая не обозначенная на карте поляна и гибельный залп шведской пехоты встретил выходивших из леса невских драгун.

Заваливаясь на бок, бранденбуржец придавил при падении простреленного насквозь принца, нашедшего свою смерть на безвестной лесной поляне.

* * *

Воздвигнутая по приказу многоопытного Левенгаупта шведская оборона была построена в глубину и состояла из трёх позиций. На первой позиции, что проходила через выдвинутую вперёд лесную поляну, находились шесть гренадерских батальонов под командой графа Кнорринга.

— Даю вам шанс, генерал, отыграться за конфузию у Долгих Мхов! Смотрите, не упустите на сей раз русских драгун, бейте по ним сразу, как только голова колонны выйдет из леса! — напутствовал Левенгаупт графа. Он с явным удовольствием видел, что на сей раз горделивый генерал-адъютант в точности выполнил его распоряжения.

Правда, выходившие из леса русские драгуны рванулись было в атаку и даже потеснили поначалу центр гренадер, но фланги Кнорринга устояли.

Момент был удачный, и Левенгаупт тотчас бросил в атаку драгун Шлиппенбаха. Лихая дворянская конница ударила на невских драгун с фронта, с флангов невцы попали под огонь гренадер Кнорринга, всё кончилось тем, что драгуны были опрокинуты на свою выходящую из леса пехоту. Отступавшие драгуны смешались с рядами строящихся в линию ингерманландцев. Шлиппенбах на их плечах ворвался в центр русской позиции и захватил русскую батарею.

— Отменная атака! — Левенгаупт повернулся к Клинкострёму, шведскому дипломату, посланному из Стокгольма младшей сестрой короля Ульрикой Элеонорой с письмом к Карлу XII и приставшему для пущего сбережения в Шклове к корпусу Левенгаупта.