Брюс. Дорогами Петра Великого

Но исход артиллерийского поединка решался и в этих недвижных пехотных шеренгах. Устоят ли шеренги, которые молча, послушно смыкаются над ранеными и убитыми товарищами, или попятятся, отступят? От состязания в выдержке зависел исход артиллерийской дуэли. Пётр это понял и не бросился, хотя и был опытным бомбардиром, к орудиям, а неспешно, не кланяясь бомбам, поехал вдоль шеренг преображенцев, семёновцев и ингерманландцев.

Роты, завидев царя, кричали «виват!», приветственно вздымали на штыках треугольные шляпы. Настроение русских батальонов, видящих, что сам государь разделяет с ними опасность, было таково, что они могли пойти в атаку прямо через ледяную купель реки Ресты. Но этого не понадобилось. Драгуны принца Дармштадтского отыскали-таки брод, перешли реку, помчались с фланга на позиции шведского арьергарда. Русская пехота под артиллерийским обстрелом шведов выстояла.

Левенгаупт прискакал в арьергард к самому началу сражения. Он успел распорядиться сжечь мост, расставить батареи, выдвинуть цепь стрелков в прибрежные кусты. Конечно, всё это, вероятно, сделал бы и Кнорринг, но Левенгаупту было спокойнее, когда он всё делал сам. Генерал-адъютант был недоволен вмешательством Левенгаупта, и брюзгливое выражение не сходило с лица спесивого графа. Адаму Людвигу было приятно немножко пощипать парижского хлыща.

«Здесь тебе не Версаль, — здесь война!» — посмеивался он про себя. Устроив войска, Левенгаупт позволил себе хорошо пообедать на барабане под звуки артиллерийской канонады.

— Как по-вашему, граф, что мне даёт это арьергардное сражение? — спросил генерал. Пользуясь привилегией командующего, он расположился за походным барабаном один, не пригласив ни Кнорринга, ни его штаб.

— Полагаю, ваше превосходительство получит благодаря стойкости войск моего арьергарда день передышки от той охоты, которую организовали на нас русские, и успеет продвинуть обоз по дороге к Пропойску!

— Так, так! — Левенгаупт бодро опрокинул стаканчик рома (бочонок с Ямайки очень кстати оказался в обозе). — Но что ещё я получу в результате стойкости ваших войск?

Кнорринг молчал, явно растерявшись. Левенгаупт с наслаждением наблюдал, как граф не решается выговорить роковую фразу.

Откуда было знать версальскому щёголю, что этот арьергардный бой заставил русских развернуть все силы и он, Левенгаупт, к своему изумлению, опытным глазом боевого генерала ясно увидел, что сил-то у русских на добрую четверть меньше, чем в его корпусе. Следовательно, можно предположить, что русские неверно оценили состав курляндской армии (так для цветистости именовал Левенгаупт свой корпус), и он может не только задержать отряд царя, но и раздавить, навалившись на него главными силами. Вот к какому оперативному решению привёл Левенгаупта арьергардный бой.

— Ваше превосходительство, драгуны! — выручил Кнорринга в затянувшемся молчании его адъютант, указывая на левый фланг.

Все увидели, как по прибрежному лугу прямо на крайнюю батарею несутся русские драгуны.

— Разрешите, мой генерал, я с моими рейтарами отброшу их?! — вызвался Кнорринг.

— Действуйте, граф!

Левенгаупт мог разрешить графу Кноррингу: скакать впереди рейтар, рубить, стрелять из пистолетов, — ведь этой дворянской науке граф был обучен сызмальства. И впрямь, рейтары Кнорринга опрокинули невских драгун и было погнали их к переправе, но в свой черёд были здесь атакованы Вятским и Тверским драгунскими полками, приведёнными принцем Дармштадтским. Разгорелся кавалерийский бой, под прикрытием которого шведская пехота отошла на лесную дорогу, увезя пушки. Отход прикрывали рейтары, отбивавшие атаки драгун.

Вечерело. По грудь в ледяной воде, русские сапёры стучали топорами у моста, спешно готовя переправу. Ночью по двум наведённым мостам русская армия перешла Ресту и вышла к Лопатичам. Охота на Левенгаупта продолжалась.

К утру сентябрьская погода окончательно сменилась ноябрьским ненастьем. Задул пронизывающий сиверко, пошёл дождь со снегом, так что на кратком привале в Лопатичах солдаты тесно забили не только избы, но и хлевы, сараи и сенники. Караульные у штаба зябко ёжились, закутываясь в обтрёпанные плащи, и с завистью смотрели на господ штаб-офицеров, пробегающих через грязные лужи во дворе в низкую распахнутую дверь избы, откуда густо пахло щами.

Грызли тайком сухари, матерились: в отряде неделю как не было горячей пищи. Но боле всего бранили неприятеля, за коим гнались уже который день и который вновь и вновь уходил от корволанта.

Жарко натопленная большая русская печь делила штабную избу на две неравные комнаты. В той, что попросторней, толпились господа генералы и штаб-офицеры, собравшиеся для краткой консилии, в той, что поменьше, слышалось покряхтывание, бодрый хохоток: Пётр, раздевшись до пояса, умывался ледяной водой, которую щедро лил ковшом на царские плечи новый царский денщик Ванька Бутурлин.

— Вали гуще! — приказывал Пётр, вслушиваясь в то же время в горячий спор, что шёл на другой половине.