Бродячая Русь Христа ради

Соборная архиерейская обедня привлекала почти исключительно чистый городской народ в смазанных и личных сапогах, в синих сибирках, в разного покроя пальто: все это либо торговый народ, либо мещане с разночинцами и чиновниками. Все они явились сюда потому, что уж очень близко, очень весело и любопытно, и притом не столько помолиться, сколько поглазеть в полное и продолжительное удовольствие. Они и не скрываются в том, обличая себя разговорами и движениями.

Из женского пола была все одна смешливая и игривая молодежь в красных и ярких цветов ситцах, пришедшая тоже больше поглазеть, чем помолиться: матери будили их к ранним обедням - они не поднялись и не пошли.

Вот одна из таких тараторит, стоя у крыльца при входе на паперть:

- Палку-то в церковь он внес простую - поповскую, а там что-то с ним сделали, по церкви-то понес он другую, с зубьями, золотую, высокую-высокую, а за ним заговорил кто-то, да так-то громко! А там меня повернули к ним затылком, я и не опомнилась, как из дверей-то меня сюда выпихнули. Пойду-ка на базар!

Общее внимание действительно сосредоточивалось на архиерее. Глаза всех напряженно устремлены были на то, как он облачался среди церкви (причем два иподьякона торопливо завязывали ленты и застегивали на боках пуговки), как умывал он руки, ставил в стихарь молодого человека. При этом толпа начинала тесниться и все вставали на цыпочки, бесцеремонно облокачиваясь руками на плечи передних. Особенное произошло движение и выразился усиленный интерес в то время, когда повели от алтаря нового ставленника, который два раза поклонился в пояс, в третий прямо упал архиерею в ноги.

На этот раз в толпе можно даже было слышать вопросы и разговоры:

- Чей такой?

- Гружининского старого дьякона сын. Недавно свадьбу играли.

- Во священники?

- Нет, во диаконы: тех после ставят, этих завсегда прежде.

- Как бы поглядеть?

- А я посторонюсь, посмотрите!

- Стрижет, что ли?

С криком и взвизгами ринулась молящаяся толпа вперед, когда очистилось архиерейское место среди самого торжественного и увлекательного пения «Приидите, и поклонимся», и обнаружила такое же настойчивое и сильное движение назад к дверям и далеко потом, когда раздался из-за аналоя одинокий голос говорившего проповедь.

Ближние потеснились и сгрудились ближе к солее. В задних и средних рядах началась толкотня, раздавались толчки и пинки во все стороны и вырывалась воркотня, упреки и даже сердитая брань.

Проповедник - молодой человек, с гладко выстриженными волосами и в золотном стихаре - крикливым голосом, не владея интонацией, объяснял причины пришествия на землю Спасителя ради нашего спасения.

Подыскивая доказательства во псалмах Давида, в писаниях пророков, он всякий раз выкрикивал свой вопрос, положенный в основание хрий, и на короткое время при этом примолкал. Потрудился он много, блуждая без конца в заповедном круге; казалось, мог бы не кончить до завтра, не щадя усилий для доказательства истины, которая всем давно известна и общепонятна. Вот бы и прямые доказательства перед глазами - полная церковь верующего в то и молящегося Спасу народа. Вот и прямой ответ на существенный ответ проповеди.

- Я ничего не понял, мудрено говорит. Да кто он такой?

- Нашего попа сын, профессор семинарии; видел, отец-от из северных дверей выглядывал все время.

- Так ведь мы-то - не попы и не семинаристы! Как понимать слово его?

- Каково ваше суждение по выводу впечатлений? - допытывал сам проповедник подвернувшегося ему знатока, но получил короткий ответ:

- На старую истину есть некоторые новые доказательства, но многое и упущено.

Архиерей, благословив его после проповеди, тоже ничего не сказал.

Потолковали немножко священники, и похвалили те, у которых дети еще учились в семинарии.

С особенною, впрочем, торопливостью и усердием клались за обедней поклоны, когда отпирались и запирались Царские врата и ширкала по стальному пруту на медных колечках шелковая, яркого цвета завеса. На такой случай, как и на некоторые другие, сколько известно, существует в народе особая молитва, Бог весть откуда взятая и кем завещанная, но всем хорошо знакомая и богомолами усердно повторяемая: «Шаркни, Боже, по душе, по телу, по животу, по жене, по детям, по моему здоровью».

Привычные к церкви, прислушавшиеся к словам, но неграмотные и темные люди придумывают и свои молитвенные возглашения, спохватываясь вовремя от дремоты, чтобы перекрестить рот или спешно выговорить при том случае, когда во время каждения вспыхнет у дьякона в кадиле ладан огненным пламенем:

- Матушка «Неопалимая купина», не опали ты меня!

Кончилась обедня, кончился и соборный молебен.