Бродячая Русь Христа ради

- Не приходить мне к тебе, - пела Ненилушка, - по утрушку ранешенько, ко твоему ко крутому, ко складному сголовьицу, не будить, не тревожить тебя на крестьянску работушку.

Не положена ты белая, белая лебедушка,
На гумно да замолотничкою,
Во избу да водоносничкою,
На дворе да во коровничке,
Во поздний во доельнички.
Я работою тебя не грузила,
Я словечушком тебе не согрубила,
Я все угождала твою вольную волюшку
И содержала твою-ту красотушку
На твоем на белыем на личушке.

Умея вовремя искусно приладить свои дешевые старушечьи слезы, богомолка Ненилушка не затруднялась петь и за мужа об умершей жене, и детям за мать и отца.

Умела она петь и за сестру по брате, заводя надрывным жалобным голосом:

Мое ты тепло, красно летушко!
Ты скачоная жемчужина!
Ты кудрявая рябинушка,
Ты дозрела ягодинушка,
Ты сахарна семяниночка!
Как нонечку - теперечку
Нету летняго товарища,
Нету зимняго повозничка Завьялова!

И т. д.

Скучает сестра по брате, утешающая себя тем, что, не найдя его в молодецкой толпе, разглядывая по волосу, по возрасту, по белому личику, по ясным очешкам, по желтым кудерушкам, по цветным платьицам, возьмет листик гербовой бума женки, спишет его красивую походочку и хорошую поговорочку, возьмет эту белую бумаженку во рученьки, поглядит на нее и убавит всю кручинушку с головушки и зазнобушку с сердечушка. А то ведь

Зазябло ретивое сердечушко
Без холодной ключевой воды
И без хрустальных ледочиков,
Без морозов без трескучиих,
Без хиусов полузимныих.
Я осталась кручинная головушка,
Будто рыбушка во сеточке,
Будто птиченька во клеточке!..

Всем угождает Ненилушка, даже и в том случае знает и подскажет стих, если у сирот, лишившихся родителей, остался, например, дядя, который может «наложить не по силушке работушку, не по розмыслам в головушку заботушку».

Не затем ходят к самой Фекле Васильевне, которая взяла на себя часть не обрядовую, а чисто нравственную и собственно духовную.

Так это все и знают.

- Матушка Фекла Васильевна! Пал слух, что сам-от у меня на сплаве убит бревном без покаяния, - вспомнит успокоившаяся вдова прошлогоднее летнее свое несчастье, - и то повелишь? Ноченьки не сплю, все мучаюсь: не умереть бы самой! Не пришел бы он за мной, не позвал бы за собой!

- Чтобы не тонул, надо бы тебе было молиться Николаю Чудотворцу. А случился тот грех да напали на тебя беспокойства смертные, велят молиться священномученику Садофу, великомученице Варваре, священномученику Харлампию. И Онуфрий Великий помогает: купила бы икону его - борода жгутом до полу пишется.

- Что мне со своим пьяницей-то делать? - спрашивала другая. -Последнюю шубейку в кабак снес. «Голову твою сорву, - говорит, - и ту в кабак унесу». И свинью доила - поила его молоком. И лягушку целые сутки настаивала в вине в теплом месте. Разбухла та лягушка в мужичью шапку, а он выпил и еще пуще блажить стал. Помоги, не к кому, как к тебе!

- Указано молиться от винного запойства мученику Вонифатию, а не то Моисею Мурину. Да ты спервоначалу одному: он не поможет, молись другому. Да ты с верой, да со свечой, да с молебном, а того лучше - на день памяти, когда им, угодникам, память бывает.

- Пришел, родимушка моя... - плакалась третья, остерегаясь Аннушки, и нашептывала Фекле Васильевне на ушко:

- Сошел проклятой-от мой из Питера и солдатку, слышь, гулящую оттуда привел с собой. Что мне делать? Поселил у криворотого пса - знахарки. Ходила я, хотела бельма ей выбрать, не смогла выследить, не выходит она за ворота.

- Молись, девонька! Не зельем, не снадобьем Бог пособляет - молитовкой.

- Пробовала Тифинской свечку ставить и «Неопалимой купине» кланялась.

- Тифинской о здравии младенцев молимся, а «Неопалимой купине» от пожара и молнии, о том же и Никите Новгородскому. Молись-ко ты об избавлении мужа от блудные страсти Мартимиану Преподобному, а не то поставь свечку Иоанну Многострадальному либо преподобному Моисею Угрину: вот после Петрова дня четыре недели пройдет, икону его выставят. Не всякой и поп-то разглядеть может («праздниками» зовется), а ты свечу той иконе поставь и помолись. Их на иконе много, а кому сказываешь, тот твою молитву и примет, только бы была она со слезами и сердечным сокрушением. Посиди-ко, я вот тебе почитаю.