Бродячая Русь Христа ради

В подобие искренних и настоящих монахинь, они живут кельями, не уступающими чистотой нравов самым строгим женским обителям. Самые кельи эти представляют собой нечто в роде монастырьков, из которых в прежние времена очень часто (а изредка и теперь) образовывались настоящие общежительные обители, когда благочестивой и безупречной жизнью удавалось обратить внимание денежных благодетелей. До тех пор эти кельи, всего чаще расположенные где-нибудь над оврагом и всегда на самом краю селений, в тихом и укромном месте, скромно избегающие проездных и шумных путей, - эти кельи, жалкие снаружи, но очень опрятные внутри и жарко натопленные, представляют собой такие места, около которых сосредоточивается самое искреннее уважение всех соседей. Избушки эти оберегаются мирским вниманием и поддерживаются мирскими даяниями из благодарности к тем услугам, которые охотно оказываются здесь на всякий неизбежный и подходящий случай и по первому требованию всякого в виде советов и руководств в тяжелые минуты жизни.

Поводов к тому очень много, а потому и способы многоразличны. Самую келью строил на свои средства один из таких, искусившийся в бедах и выученный несчастьями, который, вводя некогда богомолку в новую хату, говорил ей:

- Молись за мои грехи.

- Так, благодетель, буду молиться, так буду крепко молиться, что ангелы станут слетаться ко мне!

Вот эти три встречные богомолки больше двадцати лет живут вместе, не разлучаются и не тяготятся друг другом, к общему мирскому удивлению. Впрочем, вся тайна заключалась в том, что девицы сумели правильно разверстаться по способностям и характерам. Таким образом, дожили они до тех лет, когда голоса их потеряли женскую нежность и мягкость и стали басить, высыпались и поседели волосы, для укрытия каковых понадобились и пригодились кстати плотные и крепкие куфтыри, из-под которых безжизненно глядели выцветшие глаза на бледных отекших морщинистых лицах. Самая хворая и смиренная видом, нетвердая на ногах и горбатенькая была сама матушка Фекла Васильевна - первое воротило и основной камень общежития, к которому, за ее долгую жизнь в семь десятков, прилипало много богомольных сестриц, а теперь помогали волочить ноги две сестрицы: Аннушка да Ненилушка - первая как работница, вторая как помощница и будущая преемница матушки.

У старушек водилась бурая коровушка и кудахтали серые курочки, топилась печь для угревы и приготовления пищи, - словом, велось кое-какое хозяйство; надобилась черная работа - все это исправлялось Аннушкой, которая и была всех помоложе и попростее. Надо дойти до «самой» посоветоваться, за совет передать подарочек, какой был бы угоден ей и приятен, - избиралась посредницей Аннушка, которая и состояла при матушке неотлучно, предана была ей всей душой и помышлениями и почитала ее за святую и безгрешную. Под рукой рассказывалось даже, что она и прорицать может, если попросит о том правильно верующий.

Случался в крестьянской семье покойничек, и хотелось «поставить псалтирь» - приходили и кланялись Ненилушке, большой мастерице и грамотнице, за которой и сельским дьячкам не угоняться. По этой причине Ненилушка редко живала дома, возвращалась только на большие праздники и на те случаи, когда обещали двадцать рублей и заказывали читать псалтирь во весь сорокоуст. Это значило - читать надо кряду сорок дней и сорок ночей, на свечи и масло выдавали вперед особые деньги. Одной Фекле не управиться, надо помощницу - три часа читать, три отдыхать. Не нанимать же Фекле на стороне? Не осрамиться же так, чтобы заказчик подсмотрел в окно ночью, что богомолки спят и обещания не исполняют, - да избави Бог от такого незамолимого греха! В самом же деле Ненилина псалтирь была действительно «непокровенная», то есть никогда она этой книги не закрывала.

Круглый год Ненила переходила из избы в избу, справляла сорокоуст: неумолчно и гнусливо читала псалтирь за условное награждение деньгами от торговых людей и отсыпками мучкой и толокном от людей неимущих. Жила она при этом в чужих людях на всем готовом, угощалась у богатых чайком, а у бедных пчелиным медком, до которого была великой охотницей. Выручку всю целиком, без утайки, приносила она в келью и передавала матушке.

Поговаривали, что у богомолок водились денежки зарытыми в подъизбице; побаивались, чтобы их лихие люди не убили и не ограбили. Но эти толки умолкали всякий раз, когда Фекла Васильевна жертвовала в новую церковь годовой обиход богослужебных книг, или покупала к старой церкви новый колокол, или шила праздничные ризы. Затем опять богомолки с прежней готовностью продолжали, не помня зла недобрых слов и худых слухов, приходить на помощь желающим и нуждающимся и опять копили денежки на церковную нужду, про которую знали лучше и вернее других.

Со своими духовными они были на короткой ноге, и самому архиерею имя их было известно.