Бродяга

И пиздец как дико и неуютно от этой гребаной мысли, что насилует мой и без того несчастный мозг.

Если я снова стану уродом, для которого нет никого и ничего, что ценил бы по-настоящему, то я не хочу вспоминать.

Нахрен такую память, что сотрет из моей жизни единственное, что приносит радость и покой душе.

Нахрен то прошлое, где я был ублюдком с булыжником в груди.

Моську свою хочу видеть рядом.

И другого мне не надо.

У двери подъезда застываю.

— Бля, псина, хоть бы ты мне намекнул!

Бармалей наблюдает за моими метаниями с интересом в глазах, склонив голову на бок.

Цветы!

Я опять забыл цветы!

— Нет, так не пойдет. Нам веник красивый нужен. Пойдем.

Какая-то бабулька у окна наблюдает, как я веду светские беседы с собакой и, не стесняясь своего преклонного возраста, крутит у виска указательным пальцем.

Да и похрену.

Я и так псих.

Поболтать о жизни с псом — почему бы и нет?

Это не самое странное, что происходит со мной в последнее время.

Залетаю в цветочную лавку, как ошалелый пацан, которому срочно надо к девахе подмазаться, чтобы дала.

Тихо смеюсь.

В какой-то степени так и есть.

Нет, разумеется, эти старания не только ради секса, но и, чего душой кривить, ради него в том числе.

— Здравствуйте, могу вам чем-то помочь? — приторно-сладко улыбается мне молодая девчонка с длинной русой косой и невинно хлопает длинными ресницами.

Сколько лет, блять, этой соплюхе, что она уже так мастерски строит глазки?

Наверное, в прошлой жизни я бы ее отодрал, прям не отходя от кассы, уткнув прелестной мордочкой в прилавок.

Скорее всего, даже вернулся бы за добавкой.

Но не более…

Вот нет у них того, что есть у Нади. Что именно? А хрен его знает. Что-то.

То, отчего у меня крыша едет и в стороны мотает, как после месячного запоя.

Ведьма.

Околдовала меня и в тряпку превратила.

Вместо того, чтобы идти разбираться со своим дерьмом, я бегаю пороги ее оббиваю, как малолетка.

Выбираю самый красивый на мой взгляд букет и показываю Бармалею, который от изобилия ярко выраженных запахов начинает чесать передними лапами нос.

— Как тебе?

Пес пару секунд смотрит на меня как на идиота, коим, в принципе, я и являюсь, а потом разворачивается и, чихнув, бежит к двери.

— Беру, — киваю продавщице и достаю бумажник, по которому она тут же мажет липким томным взглядом.

Ах, вот оно что!

Я то думал, она от моей неотразимости поплыла. Хер там. Пальто мое приглянулось, да ботинки недешевые.

В квартиру захожу как на каторгу.

Нет, не от того, что не хочу. Я бы с удовольствием проводил в этой халупе все свои дни и ночи…

А от того, что чувствую — сорвусь.

Ловлю себя на мысли, что хочется орать на Наденьку, как истеричная телка. Чтобы с битьем посуды и упреками, вроде: «Как же ты могла?!».

Знаю, что вроде как права не имею что-то ей высказывать. А с другой стороны, какого такого хрена не имею?!

Она же моя!

«Моя!», — голосом пещерного человека орет мое подсознание и я впервые с ним согласен.

— Бармалейка мой, — Моська, упрямо меня не замечая, сюсюкается с кобелем и вытирает ему лапы.

Подружка, видимо, свалила, чему я невыносимо рад. Не до знакомств с вечно недовольными подружками мне сейчас.

Подхватываю Наденьку под руку и поднимаю на ноги.

— На, — сую ей в руки «веник» и наблюдаю, как глаза Моськи становятся похожими на блюдца.

Такие охуенно красивые глазищи!

Фуууух… Как же сложно сдерживать себя, чтобы не наброситься на эту ведьму прям у двери.

— Спас…сибо, — заикается и, уткнувшись точеным носиком в розы, закрывает глаза.

Сначала обрадовался. Думал заценила мою до пиздеца романтичную натуру.

Но не тут-то было.

Из-под черных ресниц появляются прозрачные капельки и капают на букет.

Бляяя… Что опять-то не так?!

Розы не любит?

Или что, скажите мне кто-нибудь?!

— Моська, а я не понял, в чем дело? Не нравятся цветы? — скорее всего, так и есть.

Цветы-то почти искусственные — особого выбора у меня не было. Зимой в сраном райончике и то радость.

— Да выкинь ты их и забудь! Тоже мне, нашла из-за чего болото разводить! — притягиваю к себе и прижимаю к груди так крепко, что слышно как хрустят стебли цветов.

— Спасибо, — повторяет мне в грудь и даже сквозь одежду чувствую ее горячее дыхание. — Они очень красивые…

И тут до меня доходит.

Моська расстрогалась.

Но, спрашивается, какого лешего?

Розы, как розы…

— Надь, у тебя месячные что ли? Что за странные эмоции? — отстраняюсь, чтобы заглянуть ей в мордашку и губами собрать слезы, что бесят меня неимоверно.

Не должна такая баба плакать!

Тем более, моя.

Тем более, со мной.

— Просто мне только один раз цветы дарили… Мама. На выпускном, — откровенничает и, всхлипнув, снова прилипает ко мне, крепко обнимая букет.

Приехали.

ГЛАВА 12

— Наденька моя, — стискиваю ее в объятиях, подозреваю, что до посинения уже, но она не отталкивает, и то радость. — Как же ты, тупица такая, за уебка замуж-то пошла? Совсем, что ли? Или мужиков тебе мало было? Ты посмотри на себя! — тащу ее к зеркалу и поворачиваю к нему лицом. — Смотри! Что ты видишь, скажи мне!

И похеру, что ору сейчас на нее, а она зыркает на меня с негодованием и зарождающейся в глубине синих глаз злостью.