Нет сил, блять, наблюдать, как красивая баба себя в отряд страшил записывает.
— Смотри, говорю! — удерживаю за плечи, так, что не сбежать ей снова в свою скорлупу, в которой, по ходу, всю жизнь просидела. — Говори! Кого ты видишь в отражении?
— Придурка, который мне сейчас все кости раскрошит, — недовольно ворчит, но не дергается, видимо, осознав, что я не отстану.
— А кроме придурка?
— Дуру, которая позволяет женатому мужику лапать ее!
— Действительно… Дура. Но дура очень красивая, женственная и милая, — утыкаюсь носом в мягкие волосы и с видом маньяка-фетишиста вдыхаю ее запах.
Аж скулы сводит.
Сожрал бы ее!
А эта дуреха делает вид, что не замечает, как с ума по ней схожу.
Стоит только коснуться ее, как штаны трещат по швам, а глаза поволокой застилает.
Твою мать, во что я превратился?!
Противно даже…
Как сопляк, что только-только из-под материнской юбки выполз и в отцовском журнальчике телку голую увидел.
И тут меня клинит.
Снова.
Хотя это уже нормальное состояние.
Подхватываю Моську на руки и тащу в ближайшую комнату. Ею оказывается, как не странно, кухня и моя ноша мягко водружается на стол.
Надя брыкается и лупит меня по плечам своими маленькими кулачками, а у меня стойкое ощущение, что заламываю малолетку.
— Не дергайся, Моська. Все равно я тебя подомну.
Уже подмял.
Разложил Наденьку на столе, навалился, как бешеный бегемот во время гона и между стройных ножек встал, так, что не сбежать ей.
— А ты думала, в сказку попала? — смеюсь ей в губы, пытаясь поцеловать, но вредная зараза вертит головой в стороны, уворачиваясь. — Ну дай поцелую, чего ты?
И смех, и грех.
Где это видано, чтобы взрослый мужик так катал девицу по столу, а она брыкалась, как будто если ее трахнут, то непременно помрет.
— Пусти, сволочь! — звонкая пощечина меня отрезвила и где-то внутри проснулась ярость.
Смотрю на него и впору садиться за завещание.
Глядит на меня бешено, в глазах огонь полыхает. А мне не по себе и с каждой секундой это состояние все больше становится похожим на чувство страха. Да что там страха… Ужаса!
— Извини, — пытаюсь оттолкнуть его, но он, как каменная стена, не шелохнется.
Первая мысль — ударить чем-нибудь по башке и бежать, куда глаза глядят.
А не могу… Жалко, вроде как. Живой же человек все-таки. Да и бежать-то куда? Я так-то в своей квартире. Правда, на данный момент в безопасности себя не чувствую.
Опять же, бить его по голове… Глупо. Ведь с первого удара этого слона не свалю, а до второго точно не доживу.
— Паша? — обращаюсь к нему осторожно, даже голос подрагивает. — Можно я встану?
— Нет.
И вот тут мне уже стало действительно нехорошо. От слова «совсем».
— И что дальше? — спрашиваю не ради праздного любопытства.
Действительно интересно, что он задумал. Судя по взгляду — ничего хорошего.
— А дальше ты расскажешь мне, с кем трахаешься.
Всего-то? Пффф…
А я-то уже струхнула.
Невольно хихикнула, о чем вскоре пожалела.
— Смешно тебе?! — схватил меня за горло и к столу припечатал, вполне ощутимо, кстати.
— Пусти! — меня никогда не били, но сейчас я буквально кожей ощущала эту опасность.
Опасность, исходящую от него.
— Говори! — его голос стал чужим.
Совершенно не тем, к которому я уже привыкла.
Смотрю на него и не узнаю человека, который так горячо целовал меня в Новогоднюю ночь. Нет здесь больше того мужчины, что спас меня вчера…
Другой… Опасный.
— Ни с кем! Отпусти меня!
Он, словно очнувшись ото сна или какого-то помешательства, пару раз моргнул и отступил на шаг, убирая от меня руки.
Я вскочила со стола и бросилась к двери, а уже у нее остановилась и повернулась к нему.
Сейчас он выглядел, как тогда, когда я подошла к нему на улице. Потерянным и несчастным и если бы не только что произошедшее, мне бы даже стало его жаль. Но теперь, когда он чуть не придушил меня. Отелло хренов!
— Уходи из моего дома и больше никогда не возвращайся!
— Надь, — он шагнул ко мне, а я, соответственно, сделала шаг назад. — Прости, Моська. Я не хотел, слышишь?
— Уходи!
Он на пару секунд прикрыл глаза, словно внутри него происходила какая-то невидимая, но очень болезненная борьба, а затем быстро пошел на меня.
Я вскрикнула и бросилась в спальню, тут же подталкивая старый огромный комод к двери. Правда, это едва ли спасло бы, если бы Князев бросился за мной.
Но уже в следующее мгновение я услышала хлопок входной двери и, поддавшись слабости в теле, осела на пол.
Не помню, когда плакала в последний раз. Очень давно.
Я даже не рыдала, как полагается, когда поймала в своей постели мужа с любовницей.
Да, было больно от осознания того, что жила во лжи и доверяла сволочи. Но слез не было.
Сейчас же, словно кран открыли. То ли мой организм решил избавиться от накопившейся жидкости именно этим путем, то ли действительно больно…
В груди что-то неприятно жгло и я предпочту думать, что это от болезни.
Бармалей сел рядом и, поскуливая, положил голову мне на колени.
— Так плохо, Бармалейка… Так плохо мне…
Где-то в коридоре запищал мой телефон и я поднялась на ноги.
Нечего раскисать!
Делать нечего, убиваться по бандиту, который оказался не тем принцем, которого я себе навоображала.