Бродяга, Плутовка и Аристократ

Он продолжил читать. Роза немногим ранее прибыла к собору, и пусть она была не столь известна в религиозной среде, её тоже встретили с радостью в голосе. Одна только фамилия Бен Кильмани говорила за неё. Многим из присутствующих помог Эдмунд со своей благотворительной компанией, он превратил свой род в символ добродетельных аристократов. Собор Святого Благодетельного Григория не даром находился в Центральном районе, он был самым частым местом посещения для верующих среди жителей Центра и Рабочего районов. По причине служения, людям предоставлялись временные талоны на посещение храма в достаточно легкой форме. Сегодня же, благодаря усилиям Розы, огромное количество жителей Рабочего района смогли попасть за пределы стены. Однако факт такой массовости отнюдь не радовал Григория. Они встретились в просторном овальном кабинете для совещаний.

— Ты решила превратить эту встречу в свой триумф? — вопрошал он слегка надменным тоном. — Для этого собрала столько народу? Хотела запечатлеть день своей славы? Никогда не думал, что тебе нужно настолько много общественного внимания. Видимо, для этого ты устроилась в приют. Там тебя все обожали.

Его голос был холодно едок, словно змея, он выплёскивал яд на неё, пытаясь сбить столку, сделать так, чтобы она совершила ошибку. В его сердце не осталось сочувствия, оно научилось отбрасывать эмоции и былые связи ради достижения цели. Сам Григорий расценивал эту свою перемену с крайним непониманием: его цель спасти семью, но для цели он готов пожертвовать ею. Это противоречие он пока не мог разрешить, однако негодования лишь побуждали его продолжать гнуть свою линию.

— Говоришь прямо, как он, — сказала, намекая на Симона. — А может, ты просто давишь на психику, опасаясь, что всё оно так и будет? Феодор человек здравомыслящий, я с самого детство знаю его. И учение моё никак не противоречит Единству, напротив оно его дополняет. Как думаешь, зачем архиепископу не идти мне на встречу?

— Кто знает, Розалия. Кто знает, — задумчиво повторил Гриша. — Но ты права, толпа перед воротами меня беспокоит куда больше встречи. Столпотворения людей — источник волнения. Если бы просчитала вариант с тем, что твой план провалится, то поняла бы, о чём я говорю.

— И о чем же осмелюсь спросить? — с интересом издала она.

— А вот это ты уже узнаешь сама, когда этот фарс закончится.

Он вышел из зала и направился в комнату отдыха, где его ожидал Фарль. Фарль с болью смотрел на бездушный взгляд друга, он видел в этих глазах цвета морского дна невиданную доселе злобу и не узнавал прошлого Гришу. Мальчика, которого вела благородная цель, не стало. Григорий молча вошёл, снял белый цилиндр и повесил его на тремпель. Он провёл жилистой рукой по золотым волосам, поправил воротник рубашки и сел на диван, косо поглядывая в сторону Фарля. Весь его вид, все манеры выдавали его показное высокомерие, которым он пытался задавить. Но он ошибся… Его молчание мучало куда сильнее.

«Гриша, — с печалью обдумывал Фарль. — Твою душу не смогли сломить все те трудности, что тебе пришлось пережить. Я лучше всех знаю, какие страдания и муки ты испытал… никто, даже Роза, не понимает, каково ребенку из Рабочего района в Аристократии. Она не знает, каково это, когда на тебя смотрят, как на мусор изо дня в день. Дома, в школе, на улице, чёрт подери даже в совете. Как нам пришлось стараться, чтобы заслужить право быть там, где мы сейчас… Она не представляет, как это тяжело. Но ты оставался сильным, верным самому себе и своей великой миссии, которая была у нас одна на двоих. Мы, и правда, ненастоящие аристократы, Гриша. Ведь на самом то деле наши мечты предельно просты. Мы хотим защитить то, что любим. Только и всего. Пока Роза и Шарлотта сражаются за мир, мы сражаемся за горстку дорогих нам людей. Как грустно, что в итоге тебя убили именно они… Не таково я желал для тебя, для Лотти и Нейта. И для своего ребенка тоже. Всё, что я хотел создать лучший мир, где мы могли жить одной большой дружной семьёй. Но какой толк в этом мире, если его цена вы все? Я не понимаю, друг мой… не понимаю. Раньше я не чувствовал, что ты ненавидишь меня, я ощущал дух соперничества, но сейчас лучше ненавидь… умоляю… ведь если есть хоть какие-то чувства, значит, я ещё не пустое место… значит, я ещё могу что-то изменить».

Фарль так много хотел сказать ему, но так и не нашёл в себе сил заговорить первым. А Григорию и вовсе были не интересны разговоры, он целиком и полностью был поглощён мыслями о своих дальнейших действиях. Феодор как-раз закончил проповедь и направился на встречу с Розой.