Когда Бродяга достиг деревни – единственной в этой глуши и оттого безымянной – солнце только-только перевалило за полдень. Впрочем, жары не было – лишь мягкое тепло осени; березы и клены, посаженные вокруг деревни поселянами, грели глаз оттенками живого золота. Поля и огороды, раскорчеванные в лесной глуби, были уже убраны. Кто-то из жителей деревни ловил рыбу, кто-то – отправился на охоту. Но встретить Бродягу было кому, и поговорить с ним – тоже.
А теперь, после многих бесед и обеда в доме Лэтта, деревенского кузнеца (заодно – старосты, травника, книгочея и совсем немножко – волшебника), солнце клонилось к закату.
Мари в деревню, по всеобщему мнению, не заходила – то есть ее здесь не видели. Что, впрочем, еще ничего не значило: если она не захотела быть видимой, ее мало кто мог заметить. Разве что...
Перед одним из деревенских домов жгла костер стайка ребятишек – трое мальчиков лет по одиннадцать и крохотная глазастая девчушка, командовавшая парнями направо и налево. «Тебя-то мне и надо», – подумал Ян, подходя поближе.
Резко мотнув головой – мелкие золотые косички перепорхнули с плеча на плечо, – она повернулась навстречу, подняв перепачканную сажей мордашку. Улыбнулась, полыхнув зеленью глаз:
– Привет, дядя Ян. Папа говорил, что ты придешь. Я тебе с березы махала-махала, а ты даже не обернулся! Ты что, правда не видел?
Узловатая береза росла у самого дома старосты, с любопытством прильнув к резным окнам верхнего жилья. С нее в свое время и началось знакомство Яна с дочуркой старосты: трехлетняя малышка расшиблась, упав чуть не с самого верха, и жива осталась лишь чудом. Чудом этим – или просто очередным поворотом Дороги – было появление в деревне Яна. После этого из нечастого в Деревне гостя он превратился в «брата» для Лэтта-коваля и «дядю Яна» для малышки Руты, его последней и любимой дочурки. А девочка, одолев страх, научилась лазить по березе вверх и вниз не хуже белки.
– Здравствуй, Рутка, – кивнул он, присаживаясь рядом.
– А мы картошку печем, будешь? – жизнерадостно сообщила она Бродяге. И добавила, присмотревшись: – Старый ты стал. Немножко. И плащ где-то потерял.
– Ага, – Ян вздохнул. – Плащ сгорел. И Дом тоже.
– У-у, плохо, – покачала она головой. – Это те люди, что по речке плыли? Недобрые они какие-то были…
– И они тоже, Рута, – вздохнул Ян. – Там... там было много народу. Всякого.
Девочка сморщила носик и подбросила в костер сосновую шишку. Сосняк начинался шагов за полсотни от края деревни, вверх по реке – туда, видимо, и сходили за топливом не по годам самостоятельные детки.
Проследив взгляд Яна, Рута продолжила на одном дыхании:
– А до тебя оттуда тетенька пришла. Только она не злая. Она мне яблоко дала. Вку-усное.
– Какая тетенька? – спросил Ян, затаив дыхание.
– Красивая. Высокая – вот такая. – Рута встала и подняла руку чуть выше плеча стоящего Яна. – Волосы черные-черные, длинные, как у лэйамми-ночепляски. И глаза – темные, но очень добрые.
– Придумала ты все, Рутка, – сердито отозвался один из мальцов, до того молча слушавших. – Она нам все время сказки рассказывает, как маленьким! Не видел никто никакой... тетеньки. А яблоки такие у старого Жиляги в саду растут…
– Ага, растут, – она резко дернула подбородком. – Летом. А она тут весной проходила. А то яблоко было – свежее!
– Расскажи, пожалуйста, – проговорил Ян, глядя в пламя.
За
три минуты он узнал больше, чем за
предшествующих полдня. Мари в самом
деле проходила мимо деревни, и в самом
деле не хотела никому попадаться на
глаза – и не попалась бы, если бы не
передавшаяся Руте от отца способность
Не ожидала такой встречи и Мари. Проходила по берегу реки, вниз по течению, деревню обходила полями – ступая легко и осторожно, не оставляя следов на талом весеннем снегу. Будучи твердо – и напрасно – уверена, что
Поступок Рутки, наверное, не мог быть примером для других детей: мало ли кем окажется встречная? В местах более людных и малыши знали, что чужаку да бродяге веры нет – что, кстати сказать, вовсе не облегчало жизнь Яну. Но в рэль-итанских лесах врагом мог быть разве что зверь, да и то не всякий. Так что Рута, увидев незнакомку в болотно-зеленой накидке, просто подошла и поздоровалась.
– И тебе высокого неба, маленькая, – серьезно отозвалась та.
Улыбнулась и, достав из широкого рукава большое золотистое яблоко, протянула девочке:
– Вот, возьми.
Руте еще только предстояло усвоить заповедь «Никогда не ешь из чужих рук», – ведь здесь, в Лесном поясе, она обычно не годилась: человек – значит, свой. Яблоко так и притягивало глаз, и Рута сама не могла вспомнить, как и когда оно покинуло тонкие пальцы незнакомки и оказалось в ее собственной ручонке, показавшейся до смешного маленькой.
– Расти здоровой и красивой.
Рутка хотела было расспросить незнакомку и пригласить ее в дом, как было принято в селениях Рэль-Итана – да забыла о своем желании, увлекшись яблоком.