Бродяга Ветер

— Бродяга-путешественник, которому выпала огромная удача оказаться в одном из замков великого философа, да еще и в то время, когда его последователи почти добились реабилитации некогда преданного анафеме учения. Горю желанием стать причастным к тайнам доктрины Кемуэля! — придавая взгляду фанатичного блеска, с горячностью проговорил я.

— Удивил, так удивил! Надо же, ксафан-философ! Никогда бы не подумал, что такое возможно. Все исследователи в один голос твердят, что ваша природная взаимосвязь с пертоигнилом ограничивает способности к абстрактному мышлению, — всплеснул руками демон. — Надо непременно представить тебя Азизу, нашему духовному лидеру. Пойдем, я покажу тебе, где ты сможешь обосноваться до завтрашнего утра.

* * *

Не успел я подумать о Блюме, как его образ проступил ярким пятном сквозь серое марево, стоящее перед глазами. Домовой наводил порядок в вверенном ему хранилище, ловко орудуя сразу двумя пипидастрами. Откликнувшись на мой вызов, он отложил разноцветные щеточки и расплылся в приветственной улыбке.

— Ну, как там райские кущи и блистательные ангелы, еще не смогли убедить тебя навсегда остаться в мире света и благодати? — демонстрируя прекрасное расположение духа, пошутил Блюм.

— Инфернальный мир, в котором я сейчас нахожусь, трудно назвать вершиной мечтаний даже самого непритязательного обывателя, — переходя на деловой тон, вздохнул я.

Вкратце обрисовав сложившееся положение, я поинтересовался у Блюма, достаточно ли будет тринадцати кристаллов пертоигнила (ровно столько я умыкнул из чаши в Колизее) в качестве оплаты работ строительной артели гномов или мне лучше раздобыть еще. Причиной сомнений послужил тот факт, что в мире Инферно пертоигнил распространен так же, как в нашем мире каменный уголь. Задумавшись на мгновение, Блюм переместился к одной из книжных полок хранилища и, выхватив увесистый том, быстро отыскал нужную информацию.

— Хватит, даже не сомневайся! Во всей Ойкумене едва наберется три сотни кристаллов пертоигнила, ведь последним, кто добыл этот редкий минерал, был Бродяга Добрелий, а он сгинул почти семнадцать столетий назад! — захлопнув книгу, заверил домовой. — Можешь со спокойным сердцем завершать свою миссию и возвращаться в Средоточие.

* * *

Я уже стал погружаться в сон, когда двери в гостевую комнату, в которой меня разместили, резко распахнулись. На пороге появилась Барретта и уверенным шагом направилась к кровати. Подойдя вплотную и уперев руки в бока, она возмущенно поинтересовалась:

— Ну, и долго я должна ждать твоего появления в моей спальне? Не делай вид, что спишь! После сегодняшних злоключений ты просто обязан оказаться у меня в постели!

Слегка опешив от такого напора, я присел в кровати и был тут же возвращен в горизонтальное положение запрыгнувшей на меня Барреттой…

Это было больше похоже на борьбу двух озабоченных достижением личного удовольствия разнополых особей какого-то хищного вида животных и не имело ничего общего с моим представлением о той страсти, что должна возникать между алчущими друг друга пылкими любовниками. Когда же, немного отдышавшись, я попытался донести до Барретты свое видение взаимоотношения полов, она фыркнула:

— Ты говоришь, как один из дружков-философов моего брата, и, если не хочешь оказаться по ту сторону двери, помолчи!

— Но… — попытался было возразить я, да только Барретта, словно неудовлетворенная фурия, с неуемной страстью продолжила прерванное ненадолго действо, закрыв мне рот поцелуем…

— Ты стал каким-то скучным, — накидывая на себя халатик, сообщила демонесса. — В парке я встретила бесстрашного самца, готового просто так, проходя мимо, бросить вызов новому чемпиону стопперов. Мне даже показалось, что Темнейший своею безграничной волей желает компенсировать потерю статуса первой жены лидера Битвы новым и необычным любовным приключением. К сожалению, я ошиблась! Между нами не может быть ничего общего. Хоть ты и необычный ксафан, но статус мне не вернешь, да и в любовной битве ты ничем не превосходишь всех остальных. На близость со мной можешь больше не рассчитывать! Прощай! Завтра брат проводит тебя. Да, надеюсь, ты какое-то время сохранишь в тайне мое местопребывание!

Когда за Барреттой закрылась дверь, я с облегчением вздохнул. Никогда еще близость с женщиной не была для меня столь выматывающей и эмоционально малоприятной. Поневоле напрашивался вывод о пагубности любви к любой инфернальной женщине, в каком бы мире она ни родилась.