Бродяги. Отмеченные Зоной (сборник)

– Карась дело говорит, – согласился Хмырь. – Какие идеи?

– Мы не знаем, на какое время открывается барьер, а огра не удержишь на дистанции.

– И на той стороне может оказаться стая псов или жмуров – трупы располагают к гостям-падальщикам.

– Значит, не суждено нам насладиться свободой, – усмехнулся Хмырь. – Остается только на лучшее надеяться.

– А дальше?

– По-моему, все просто: хватаем хабар и тащим Хмыря к Практиканту. Надеюсь, поспеем.

– Нет, Карась, – сказал Терем твердо, – хабар мы оставим тут, не надо лишнего груза. Мы потом с тобой рассчитаемся, когда Хмыря к Практиканту доставим. Маршрут по твоему усмотрению, проводник у нас ты.

– Терем, давай про маршрут поговорим, когда выберемся, – отрезал я. – А то уж слишком все соблазнительно. Давай лучше решим, что с огром этим чертовым делать.

Этот огр, самый ненадежный пункт плана, буквально доводил до тихого помешательства. Ведь мы действительно не знали, что делать с этим счастьем, свалившимся на голову так внезапно.

Времени для раздумий было предостаточно, но это же стало проблемой: закралась мысль, что раз времени много, то решение может подождать. На секунду я даже допустил крамолу, что решение найдется само – когда придет время.

Я злился, что не могу придумать план безопасного исхода, но что хуже – эти двое идей тоже не предлагали. В голову приходило несколько вариантов, но ни один не устраивал. Когда перед глазами нет часов, время течет по-иному – я заметил, что прошло только полтора часа; выход из убежища слишком далекая перспектива, чтобы внушать страх. Воды во фляжке хватало, и я мог не ограничиваться в простых благах.

Вокруг царила непривычная тишина, не подходящая, однако, под определение гнетущей. Хмырь спал в углу, околдованный обезболивающим. Терем мерил шагами укрытие; похоже, он оказался мягче, чем хотел казаться. Как я, впрочем, и предполагал: несколько месяцев на окраинах Зоны, а потом жестокое обучение у Хмыря не успели изменить его глубинную суть. А Зона – не то место, что терпит слабости.

Я задался вопросом: насколько я готов принять смерть, которая на сей раз столь близко. И я не смог ответить: за годы, проведенные здесь, она воспринималась как нечто разумеющееся. Но это не значило, что я тороплюсь встретиться с ней тет-а-тет.

А вот Терем боялся, что этот бой может стать последним. Но он, конечно же, не признался бы.

Не знаю, как спрессовывались мгновения в часы, но проснулся Хмырь и сверился с часами, после чего объявил, что день катится к вечеру и пора готовиться к финальному акту. Получив новую инъекцию, он произнес мечтательно:

– Надеюсь, эта будет последней.

– Не накаркай смотри, – бросил Терем.

– Что? Нервишки дрожат? – оскалился Хмырь. – То-то же, сейчас самое веселье и начнется!

Он торопился оказаться в гуще свинцового пекла. Мне хотелось того же: долгое выжидание – самая отвратительная вещь на свете. Безумно хотелось оказаться снаружи – там, по крайней мере, станет ясно: победа или смерть.

Сталкер перезарядил пистолеты, один спрятал в кобуру, второй – заткнул за пояс.

– Карась, не хочешь снайперку взять? – спросил Терем, не блиставший снайперскими навыками.

– Не думаю, что смогу нести ее с честью, – ответил я, хлопая по рукояти автомата, – мне с ним спокойнее.

– Точно?

– Да, лучше ты.

– Все готовы? – поинтересовался Хмырь воинственно.

Один пистолет перекочевал в здоровую руку, а второй ждал очереди в кобуре. Арсенал дополняла парочка гранат.

– Плотно вжимай в плечо и курок дожимай до конца, не как в пистолете, – наставлял состоявшийся снайпер.

– Хорошо.

– И про дыхание помни, – продолжал необычно многословный циник, – с этим строго. И без длинных очередей.

– С оставшимся боезапасом это нетрудно, – заметил Терем. – Не бойся, как только выберемся, сразу получишь свое сокровище обратно.

– Так, хватит. Хмырь, сколько осталось?

– Около шести минут. Я скажу когда.

– И распахнешь дверь – мы с Теремом быстрее выскочим. Все готовы?

– Да.

– Да, – эхом отозвался Терем, лихорадочно собираясь с мыслями.

Я стоял перед воротами и слушал, как Хмырь предупреждал раз в шестьдесят секунд, что еще одна минута безвозвратно утрачена.

– Учтите, после того как дверь откроется, будет еще около тридцати секунд до того, как стена исчезнет… Две минуты!

Две минуты превратились в одну-единственную. И тут стали терзать сомнения.

Но поздно: Рубикон пересечен.

– Пошли!

Руки сами распахнули дверь. Еще яркий вечерний свет буквально ослепил. К доводам сознания больше не прислушиваясь, я бросился из душной тьмы на чистый воздух.

Тут же, в ожидании самого дурного, я дико оглянулся, но пока не было видно ничего, кроме фундаментов в густой траве. Не стоило обманываться – мутант уже знал, что мы покинули убежище. Следующее, что бросилось в глаза, – пространство за барьером. Постепенно темнеющая даль не таила ничего угрожающего.