Бродяги Севера

Чэллонера внезапно осенила невероятная догадка. Он медленно приблизился к огромному черному зверю в ловушке. С каким медведем мог подружиться Мики, как не с медвежонком, которого он поймал почти полтора года назад? Чэллонер перевел дух и внимательно осмотрел странных друзей. Мики ласково лизал коричневый нос, просунутый между бревнами! Чэллонер жестом подозвал к себе Нанетту и кивком указал на Мики с Неевой. Помолчав минуту, он сказал:

– Это тот самый медвежонок, Нанетта. Ну, тот, о котором я тебе рассказывал. Я прошлой весной застрелил его мать и связал его с Мики одной веревкой. Значит, они с тех пор так и не расставались! Теперь понятно, почему Мики убежал от нас тогда в хижине. Он вернулся к своему медведю!

Если вы отправитесь на север от Лепаса по реке Рэт или Грассбери, а потом спуститесь по Оленьей реке в Оленье озеро и поплывете вдоль его восточного берега, вы рано или поздно доберетесь до Кокрана и до фактории Лак-Бен. Это одно из самых красивых мест во всем северном крае. На факторию Лак-Бен привозят меха триста охотников и трапперов. И все они, а также их жены и дети прекрасно знают историю «ручного медведя с Лак-Бен», любимца и баловня красивой жены фактора.

Этот медведь носит блестящий ошейник и бродит на свободе в обществе гигантского пса. Ни один охотник, встретившись с ним, и не подумает выстрелить в него. Впрочем, медведь этот стал таким большим и толстым, что разлюбил далекие странствования. А потому в этих местах действует неписаный закон, запрещающий ставить медвежьи капканы и ловушки ближе пяти миль от фактории. Дело в том, что больше чем на пять миль этот медведь в леса не углубляется. Когда же наступают холода, а с ними и время долгого сна, медведь забирается в глубокий уютный погреб, который вырыли для него под складом. И зимними ночами там же, привалившись к теплому боку друга, спит и пес Мики.

1919

Молниеносный

Глава I

Воздух полнился странными и таинственными звуками полярной ночи. Ранние сумерки – предвестие долгих пасмурных месяцев – быстро опускались на замерзшую оконечность североамериканского континента за полярным кругом. Слой снега – твердого и зернистого, как крупинки сахара, – дюймов на шесть покрывал промерзшую землю. Было сорок градусов ниже нуля.

Сидя на гребне ледяного тороса, откуда открывался вид на белое полотно бухты, Молниеносный обозревал привычный ему мир. Наступала третья зима – третья Долгая Ночь в его жизни. И сумерки, возвещающие ее приход, будили в нем странное беспокойство. В отличие от сумерек на юге, полярные сумерки – это бескрайняя, сбивающая с толку серая мгла, и, как ни вглядывайся в нее, все равно ничего не увидишь. Земля и небо, море и суша слились воедино. Казалось, навсегда исчезли облака, небо, луна, солнце и звезды. Это было хуже ночи.

Скоро все станет как прежде, и Молниеносный вновь помчится наперегонки с собственной тенью, но пока вокруг было темно, как в яме. И в этой «яме» раздавались звуки, которые никогда не нравились Молниеносному, а временами вызывали в его душе острую тоску и странное чувство одиночества. Ветра не было, но в нависшей над землей серой пелене раздавались стенания и шепот, отчего маленькие белые песцы непрестанно тявкали. Молниеносный ненавидел песцов. Как никаких других существ на свете. Ему хотелось разорвать их на куски. Заставить их умолкнуть. Избавить от них землю. Но эти юркие зверьки были почти неуловимы – Молниеносный знал это по опыту. Все так же сидя на ледяной горе, он медленно оскалил клыки. В его глотке нарастало рычание. Молниеносный встал.

Это был великолепный зверь. От Киватина до Большого Медвежьего озера[44] не сыскалось бы и полдюжины волков, равных ему по размеру. В целом он не очень походил на волка: его отличали более широкая грудь и благородная посадка головы. Лишенный характерной для его собратьев пронырливости и опаски, он смотрел на мир открыто и бесстрашно. Его спина не имела типичной для волков покатости к заду, а шерсть оттенком и мягкостью напоминала кроличий мех. Голова у него была массивнее, чем у представителей волчьего племени, глаза шире расставлены, челюсти мощнее, а хвост не поджат к туловищу. А все потому, что Молниеносный являл собой помесь собаки и волка в двадцатом поколении. Его далекий предок был датским догом по имени Скаген. Кровь дога бежала в жилах его потомков, сливаясь и перемешиваясь с волчьей кровью, пока после пятого по счету гона дикая природа не возобладала окончательно. С тех пор вот уже пятнадцать лет предки Молниеносного были волками – алчущими добычи, кровожадными хищниками Бесплодных Земель, вислозадыми волками с поджатыми хвостами и близко поставленными глазами; волками, которые не испытывали к песцам той ненависти, которую испытывал Молниеносный, а за двадцать лет до него – его предок, датский дог.