Откатившись назад по льду, Молниеносный услышал звон замерзшего железа. Теперь запахи и звуки ощущались совершенно отчетливо, и он уловил запах людей и собак. Он слышал, как взбудоражились собаки, звеня цепями. Однако не испугался и не побежал. В нем вдруг вспыхнула ненависть к этим псам. Он с рождения усвоил законы стаи, которые требовали завоевывать самку, бороться за лидерство, защищать добычу, и запах собак подсказал ему, почему Светлячок оставила его. Чувство одиночества и острая тоска уступили место яростной, клокочущей ревности. Он угрюмо удалился на пару сотен ярдов от корабля.
По трапу сбежали восемь «медвежатников» Бронсона – поджарые, длинноногие и узкомордые эрдельтерьеры, обученные действовать беззвучно и молчать, когда их держат за уши. За считаные секунды собаки взяли след Молниеносного и поняли свою задачу.
Молниеносный ждал, припав брюхом к вершине снежного холма. Меньше чем двадцать футов отделяли его от рвущейся в бой своры, и тут он стрелой бросился на вожака, так же как бросился бы на оленя. Словно каменная глыба весом почти в полтораста фунтов, он налетел на шестидесятифунтового эрдельтерьера, сомкнул челюсти, и лучший пес Бронсона, не успев даже тявкнуть, пал с переломанной шеей под первым же натиском обезумевшего от жажды отмщения Молниеносного.
Еще четверть минуты – и Молниеносный оказался в центре рычащего клубка. Дрались эрдельтерьеры не так, как лайки и волки, – они навалились на Молниеносного всей сворой, словно на кошку. Им удалось сбить его с ног просто потому, что все вместе они были тяжелее, но пока семь собак пытались добраться до него, мешая друг другу, Молниеносный использовал все свое несомненное преимущество в силе. Его челюсти смыкались на длинных лапах, ломая их с хрустом, как сухие ветки, длинные клыки разили налево и направо, вспарывая брюхо врагам; он извивался под ними, каждый раз находя, куда вонзить клыки.
Шум драки услышали на корабле. К месту сражения бежал Бронсон, вооруженный копьем для охоты на тюленя. В каюте зажегся свет. Завыли остальные собаки, а ездовые лайки-маламуты, спавшие на лежках в снегу, вскочили и тоже ринулись в бой.
Молниеносному было невдомек, что его личные дела вдруг стали представлять важность для кого-то на китобойном судне, – он просто яростно сражался, погребенный под собачьей сворой. От разгоряченных дракой тел поднимался пар. Молниеносного кусали и рвали. Клыки раздирали ему бока и спину, а дважды вонзились глубоко в шею. Едва второй пес Бронсона навсегда выбыл из борьбы и Молниеносный вцепился в шею третьему, как в гущу битвы одна за другой устремились лайки.
Маламут обожает драться так, как здоровый младенец – играть. Он будет сражаться за своего собрата или лучшего друга. Так что, когда эти собаки ввязались в драку, ее характер изменился. Они знать не знали, что настоящий противник – в самом низу. Первый маламут вонзил клыки в шею эрдельтерьера, потом на него прыгнула вторая, третья… И не прошло и полминуты, как собаки обеих пород и обоих полов сцепились друг с другом.
Среди разноголосого рева Молниеносный различил голос человека. Вопя что есть мочи, Бронсон размахивал копьем. С корабля к нему на подмогу спешили еще люди. Когда наконец Молниеносному удалось выбраться из-под груды собачьих тел, на нее обрушились полдюжины эскимосских кнутов, рассекающих собачьи шкуры, точно кинжалы. Концом одного из них Молниеносному попало по носу. Второй, просвистев в воздухе, обвился вокруг его туловища, но тут ему удалось протиснуться меж двух собак и скрыться в ночи.
Какое-то время сзади еще слышались вопли людей и хлесткие удары кнутов, но когда он подбежал к надгробию и уселся на прежнее место, глядя на море, там уже не было слышно шума драки, а царило глубокое безмолвие.
И в этой тишине он сидел и ждал. Он не чувствовал себя побежденным и не испугался обстоятельств, с которыми ему пришлось столкнуться, но у него пропало желание мстить существам на корабле. Мечта его была разбита, и надежды не осталось. Он несколько раз обошел вокруг надгробия, принюхиваясь к старым лежкам и следам. После чего направился на юг.
В следующий раз Молниеносный остановился в том месте, где после их скитаний Светлячок повернула в сторону корабля. Отчасти случайность, отчасти тоска по Светлячку привели его к ложбине, где вьюга еще не до конца замела ее следы. Обнюхав их, он заскулил, и в его сердце затрепетала последняя надежда – надежда зверя, не обладающего рассудком. И все же он подавил в себе искушение вернуться – теперь его манил юг.
Он встал на склоне холма и вновь принялся ждать. И тут к дальнему краю ложбины кто-то приблизился и встал боком на фоне белого неба. Молниеносный замер, будто превратившись в ледяную глыбу. Существо, которое шло по его следу, спустилось в ложбину, а затем направилось к нему. И он понял, что это не песец, не волк и не бойцовая собака с китобойного судна, а Светлячок – его подруга.