Броня Презрения

— Фейгор погиб на Анкреон Секстусе, — сказал Гаунт.

— Я знаю. И его тело не вернули. Если кого и нужно было препарировать, так это его. Увы, шанса у нас не было.

— Вы говорите, что Имперская Гвардия и союзные войска Крестового Похода… миллионы людей и огромное количество техники… были посланы на Гереон… из-за того, что Мюрт Фейгор пал в бою?

— Это чрезмерное упрощение.

Гаунт засмеялся. — Мюрту это бы понравилось. Можете говорить что угодно, но он любил хорошую иронию, даже если не мог озвучить ее.

Он повернулся к Велту. — Значит, вы не пришли спасать Гереон? Вы сделали это все, в надежде, что Антилл кое-что скрывает?

— Если в Антилле есть то, за чем мы пришли, это изменит историю. Это изменит судьбу Империума и человечества. Это освободит нас от нашего величайшего врага.

— Лекарство от Хаоса?

— Слишком банально. Но, да. Я полагаю, что это можно рассматривать так.

— Здесь нет такого, — сказал Гаунт. — Я могу избавить вас от усилий. Его здесь нет. И никогда не было. Может быть, Нихтгейнцы и знают некоторые экстракты с сильными медицинскими свойствами, но ни одного чудесного, которое вы ищете. У Маквеннера, одного из моей первоначальной команды, была идея. Он считал, что Хаос не разрушает нас. Он не поражает и не инфицирует, как болезнь. Это действует совсем не так, и поэтому от этого нет лекарства.

— Я полагаю, что он верил в силу воли, — сказал Велт.

— Именно. Хаос – не зло. Он просто выпускает нашу предрасположенность к злу и осквернению. Вот почему он такой пагубный. Он вынимает наружу наши пороки. Сила воли, решимость, верность… это качества, которые противостоят заразе Хаоса.

Если человек может остаться верным Трону, Хаос не сможет тронуть его. Ненависть и отрицание Хаоса становится оружием против него.

— Броня презрения, — сказал Велт. — Я хорошо знаком с произведениями Инквизитора Рейвенора. Идея не принадлежала ему.

Он сделал шаг назад от веревочных перил. — Может быть, ты прав. Это интересная мысль. Мы можем спасти человечество силой характера, а не настойкой из яда мотыля. История лучше рассудит один из двух вариантов.

Он обернулся к Гаунту. — Однако, ты простишь меня за тестирование яда мотыля.

III

— Это был подвал, — сказал Каффран Роуну. — Под домом в том направлении. Восемнадцатая улица, я думаю. — Леклан кивнул, когда сделал глоток из своей фляжки. — Восемнадцатая улица.

— Я пошел первым, Леклан был позади, — продолжил Каффран. — Темно, хоть глаз выколи. Я мог чуять что-то.

— Я говорил, что там что-то есть, — вставил Леклан.

— Он так сказал. Я мог чувствовать это. Я был совершенно уверен, что мы загнали еще одного экскувитора. Я был готов бросить трубчатый заряд, а потом уже сортировать тела.

— Ты так сказал. Именно так, — согласился Леклан.

— Но, понимаете, приказы, — сказал Каффран. Он почесал щеку и покосился на солнце.

— Продолжай, — сказал Роун.

— Я почти выстрелил в него, — сказал Каффран. — Я навел фонарь, поводил им, и увидел движение. Я просто среагировал. Я почти прострелил ему голову.

— Но ты не прострелил, — сказал Роун.

— Почти. Его лицо. Он был так фесово напуган. — Каффран кивнул вдоль разрушенной улицы на ближайший лазарет. Под внимательным присмотром солдат Инквизиции, Дорден и его санитары перевязывали последнюю партию истощенных гражданских, которых поисковые отряды вытащили из темных углов Кантибла. Их число, по подсчетам Харка, уже было пятьсот пятьдесят восемь, и все они были в ужасном состоянии. Дорден занимался ребенком, мальчиком, примерно десяти стандартных лет, чье сморщенное тело выглядело больше похожим на пятилетнего. Ребенок был ошеломленным, сбитым с толку, шокированным.

Это было заметно, даже с улицы.

— Я не знаю, как долго он был там внизу, — сказал Каффран. — Но он был слишком напуган, чтобы выйти наружу.

— Это часто случается, — сказал Баскевиль. — Выжившие жили в страхе очень долго. Большинство из них превратились в диких животных. Мы просто люди с пушками, Роун. Они слишком напуганы, чтобы понять, что мы пришли спасти их.

— Нам нужно закончить с поисками. Нам нужно зачистить весь город, — сказал Роун.

— Я знаю, — сказал Баскевиль.

— Другого пути нет.

— Я знаю, — кивнул Баскевиль. — Но никто не хочет быть первым, кто застрелил одного из этих несчастных людей по ошибке.