Бронзовая собака

Лера пожала плечами, растирая ладонями замерзшие предплечья, и с тоской глядя на табличку «ВЫХОД» над дверью.

– Вот теперь, сказал он, когда Денис умер, – Рина Карловна замолчала, – теперь ты, наконец-то, будешь заботиться ТОЛЬКО ОБО МНЕ. Так он сказал! Он желал Денису смерти, понимаешь?

– А зачем вы мне сейчас это всё говорите, Рина Карловна? – спросила девушка.

– Я хочу, чтобы ты узнала правду, – ответила женщина.

Лере захотелось сказать ей, что это лишь её версия правды. И что она, Лера, успела поговорить с Борисом Петровичем о сыне. Он сам захотел рассказать об этом. Он любил сына и, вовсе не желал ему смерти – просто смирился с ней за годы болезни. И жену любил – наслаждался тем днём, проведённым с ней в больнице. Да и история с месторождением была совсем не так однозначна, как представлялось Рине Карловне. Эту историю тоже успел рассказать Борис Петрович. Еще Лере хотелось сказать, что не правды ищет Рина Карловна, а нужно ей уничтожить её, Леры, добрую память о Борисе Петровиче. И даже не потому, что ей потребовалось оправдать свою жестокость – нет, ей хотелось растоптать хорошие воспоминания, что остались после ухода её мужа.

– Вы же сами назначили мужа виновным в том, в чём никто не виноват, и до сих пор мстите ему. Вам не правда нужна, а месть, – захотелось Лере крикнуть в лицо Рине Карловне, но увидев, как та побелевшими пальцами сжимает брошь в виде голубой собачки, перекачивавшую с бирюзового платья на невзрачную серую кофту, Лера промолчала. Аккуратно отстранив с прохода застывшую Рину Карловну, она с облегчением толкнула тяжелую дверь под табличкой с надписью «ВЫХОД».

*******************************************************************

Жена хозяйственного мужа

– Лидия Петровна, вы поняли, то, что я вам сказал? – врач с сомнением изучал лицо немолодой, но всё ещё миловидной женщины, смотревшей на него глазами удивлённого ребёнка.

– Конечно. Вы сказали, что меня прямо сегодня отпустят домой, – женщина тряхнула завитками выбеленных волос, выражение её лица при этом не изменилось – она всегда выглядела немного удивленной.

– И это тоже, но не это же главное. Мы ваше состояние стабилизировали препаратами, но без операции не обойтись. Вы поняли? Вы должны решить…

– Я поняла. Сейчас, как раз, Виктор Федорович приедет, и мы решим. Вы только ему ещё раз повторите, то, что мне сказали, – женщина села на больничную кровать. – Всё же тяжесть какая-то внутри осталась.

– Я вам ещё раз повторяю, что мы стабилизировали ваше состояние, но нужна операция. Времени немного есть, но вам лучше решить как можно…

– Виктор Федорович решит, только вы это всё… – Лидия Петровна сделала круг изящным пальчиком, – … ему, ладно? Я устала, доктор.

– А Виктор Федорович это супруг? – уточнил врач, в карте значилось, что женщина не замужем.

– Да.

– Хорошо. У меня через два часа заканчивается дежурство, надеюсь, что успею с ним поговорить, – сказал врач и вышел в коридор.

Лидия Петровна сложила горкой три подушки, две из которых раздобыл для неё Виктор, в тот единственный раз, когда навещал её в больнице – неделю назад. Как только она, полусидя, устроилась на кровати, тут же выкинула из головы все те неприятные вещи, которые наговорил доктор. Для этого ей не требовались ни книги, ни кроссворды, ни собеседники. За годы жизни, а было Лидии Петровне пятьдесят семь лет, в вопросе выкидывания неприятных мыслей из головы она почти достигла совершенства. Она даже обошла в этом известную героиню «Унесенных ветром» с её: «Я подумаю об этом завтра…». Лидия Петровна выкидывала мысли, мешающие её спокойствию, не просто до завтра, – навсегда. Она больше не возвращалась к таким мыслям, если только кто-нибудь нарочно не напоминал ей о них.

В обретении этой способности у Лидии Петровны перед героиней «Унесённых ветром» было преимущество – она выросла в окружении четверых заботливых мужчин – троих старших братьев и отца, – оберегавших её и от неприятных мыслей, и от скучных обязанностей. Лапочка-дочка. С детства ей было на кого положиться – достаточно зашмыгать носом, прикинуться больной или просто несчастной – появлялся кто-то из родных, кто вникал в её проблемы и брал на себя её обязанности.

Со временем старшие братья разъехались, позднее, не стало отца, а помощники у хрупкой белокурой девушки с пухлыми губками и вздернутым забавным носиком, не переводились. Эти "помощники" не были кровными родственниками, готовыми исполнять любые её капризы, но арсенал, который использовала Лидия для влияния на них, не изменялся – слезы и приступы недомогания.

Несмотря на то, что на посторонних мужчин это оружие действовало не безотказно (часто давало осечку), не использовать его Лидия Петровна уже не могла. Она попала в замкнутый круг – для того, чтобы отучиться от многолетней привычки хвататься за сердце или плакать, пытаясь отделаться от забот, требовалось напрячься, сделать над собой усилие, но сама эта привычка укоренилась в характере Лидии Петровны именно потому, что она старательно избегала любых усилий и напряжений.