Бронзовая собака

– А он тебе не рассказал, мемуарист этот, как однажды очень крупное месторождение нашёл? Он нашёл. Без него никто бы и туда и не сунулся. Он сунулся. Но записал это месторождение на себя приятель его. А Борис наш Петрович до разборок не опустился. Приятелю тому премию дали очень солидную, а Боре – большое человеческое спасибо перепало. А мне, когда он в той экспедиции был, четверых детей кормить было нечем. Не фигурально, а буквально нечем. Я в деревню к матери переехала с ними. Она помогала. Благо дело, лето было. Я грибы и ягоды заготавливала по выходным, а в будни в город на работу моталась. А он об этом знал, но благородство это ему проявить не помешало. Не рассказал?

– Четверых? – удивилась Лера, пропустив мимо ушей всё остальное, не хотелось копаться в чужих обидах.

– Да. Я его дочь от первого брака вырастила. Она теперь в Новосибирске с мужем живёт. А ещё у меня сын был, мой первенец, – Рина Карловна опустила глаза, её губы задрожали. – Очень долго болел, а потом умер. Совсем недавно.

– Как умер? – спросила Лера и тут же пожалела об этом.

Рина Карловна, закрыв рот ладонью, застыла на месте, словно ледяная скульптура. Она довольно долго молчала, потом очнулась: «От молодых мужиков, потому что, детей надо рожать, а не от старых козлов».

Рина Карловна резко встала и вышла в коридор. Лера осталась. Она сидела, рисуя рыб с развевающимися хвостами на желтой бумажке для записей, и наблюдала за собой. Она считала, что должна была бы испытывать сострадание к женщине, потерявшей старшего и, судя по всему, любимого сына. Зная, как трепетно Рина Карловна относится к близнецам – взрослым, здоровым, и, по правде говоря, довольно безалаберным парням – Лера представляла, как она должна была боготворить того, больного сына.

Но девушка с удивлением отметила, что ни сострадания, ни жалости к Рине Карловне она не испытывает. Почти. Хотя жалеть Лера умела, она жалела буквально весь мир – от старушек с тяжелыми сумками, бредущих по улице, до детей, на которых орут, не выпуская сигарет и пива из рук, их матери. Но жалеть Рину Карловну не получалось.

«Почему?» – спрашивала Лера сама себя, но ответа не находила.

Ей стало стыдно, когда она поняла, что после признания Рины Карловны, в душе осталось только любопытство – захотелось больше узнать о старшем сыне, ещё остался отзвук кольнувшей сердце обиды за Бориса Петровича: «Что это ещё значит “старый козел”?». Больше ничего – никакого сочувствия, а тем более жалости. Любопытство Лера считала чувством недостойным, поэтому решила больше тему о старшем сыне не поднимать, ничего о нём у Рины Карловны не спрашивать.

Тема возникла сама, вскоре после того, как приглашённая на двадцатипятилетие близнецов Лера переступила порог квартиры на последнем этаже хрущёвки. Вручила подарки, оставила мужа Саню с близнецами, а сама сунулась было на кухню, помочь Рине Карловне, но, той, как обычно, помощь не требовалась.

– Лера, иди к ребятам. Там девочка к Леше пришла. Невеста. Познакомитесь, – сказала через плечо Рина Карловна, не отрываясь от шинковки овощей.

– Я с Катей знакома. А где… – Лера хотела спросить о Борисе Петровиче, но осеклась, потому что Рина Карловна прекратила резать морковь и посмотрела на неё в упор.

– Иди, Лера, мы справимся.

Фраза прозвучала, словно команда, отданная сторожевому псу. Лера пожала плечами и с кухни ушла. Она толкнула закрытую дверь в комнату, куда близнецы увели мужа. Там было сильно накурено и для такого небольшого пространства многолюдно. Кроме близнецов Ильи и Лёхи, их приятеля Ромки, его девушки, и Сани была, конечно, Катя – невеста Лёхи, и сын соседки, которая помогала на кухне Рине Карловне.

– А, Лерусик, – уже успевший захмелеть Илья полез к ней обниматься. Лера поморщилась.

– Илюш, а ты у нас впереди паровоза, не бежишь? Даже и за стол не сели, а ты уже хорош, – строго спросила Лера, подбоченившись. Илья отшатнулся и осел на кровать. – Фу, накурили. Рина Карловна вам разрешает?

– Нам не надо разрешения ни у кого спрашивать! Мы сами…, – начал Илья, но умолк под строгим взглядом Леры.

– Он не пьяный, он выпендривается больше, – сказал Лёха. – Но, правда, надо бы проветрить.

– А пошли-ка мы на улицу, погода хорошая, чего мы тут? – воспрял Илья.

– Давайте, а мы вас позовем, когда накроют.

Все, кроме Леры с мужем и Лёхи, вышли из комнаты. Они открыли окно, ссыпали окурки в пластиковый пакет.

– Слуш, Рыба, я с ними, ладно? – девушка кивнула, и Саня удалился вслед за смеющейся компанией.