Бронзовая собака

Она сидела в кресле и думала обо всём понемногу, в основном о поездке в Германию. О самой операции не вспоминала, прикидывала, что из вещей возьмёт с собой – в чем будет ходить в больнице, в чем в гостинице (после операции придётся пожить две-три недели в гостинице и ходить на обследования в поликлинику), что наденет, если вдруг они с Виктором решат куда-нибудь сходить, когда ей станет лучше. Вещей у женщины было много, но почти все куплены были давно – зачем тратиться на вещи, если постоянно сидишь дома, только в магазин за продуктами выходишь? Даже в Звенигород к Кате, маме и подругам по прежней работе несколько лет не приезжала. Виктор Федорович на машине везти не хотел (бензин дорогой, штрафы, а вдруг авария?), а ехать на электричке не хотела она сама.

Виктор Федорович приходил в спальню только вечером, ложился и сразу засыпал. Он уставал – с утра до вечера руководил Раисой и Мишей. Они доделывали, переделывали и начинали заново множество различных дел по хозяйству, которые откладывались до лучших времён или просто забывались. Теперь, с появлением в распоряжении Виктора Федоровича дармовой рабочей силы, это “лучшее время” наступило – до зимы надо было закончить всё задуманное.

К вечеру третьего дня своего добровольного отшельничества Лидия Петровна вспомнила, что на загранпаспорт нужна особая фотография.

– Вить, – спросила она мужа, когда тот, поужинав поднялся в спальню, – а когда мы фотографироваться поедем?

Виктор Федорович промолчал, ожидая, что вопрос, оставшись без ответа, раствориться в воздухе, как большинство других вопросов, заданных ему женой. Но она повторила вопрос.

– Зачем? – не понял Виктор Федорович.

– На загранпаспорта, зачем же ещё. А счёт из клиники прислали уже? Чтобы приглашения на визы сделали, надо же его оплатить. Я там, в больнице, с одной разговаривала, она мне так сказала.

Виктор Федорович взял за спинку стул, поставил его рядом с креслом, на котором сидела Лидия Петровна, расчесывая массивной щёткой свои тонкие белые с желтоватым оттенком волнистые волосы. Сел на него и несколько секунд смотрел на женщину, которая словно забыв о своем вопросе, удивлённо улыбалась недособранному пазлу на столе.

Эти вопросы были похожи на множество других её вопросов, которые она задавала ему, только для того, чтобы спросить, никогда не дослушивая ответов, не запоминая их, позже, она снова задавала те же вопросы и опять не слушала ответы. На такие вопросы он привык не отвечать. На эти вопросы тоже можно было бы не отвечать – сейчас, сегодня или завтра. Но рано или поздно ответить на них пришлось бы, тем более, что Виктор Федорович уже знал ответы.

– Понимаешь, Лида, если ты поедешь одна, то надо будет готовить тысяч семнадцать евро. Надо будет тебе дважды съездить в Звенигород, чтобы сделать загранпаспорт, ты же там прописана. Потом надо будет ехать в консульство со всеми бумагами, туда по записи, но там тоже очередь.

– Почему одна? – удивилась Лидия Петровна. – Я одна не поеду. Я же не была никогда за границей, я не смогу одна там.

– Вот именно. Не сможешь, – подтвердил Виктор Федорович.

– Поехали вдвоём.

– А вдвоём, Лида, будет ещё дороже. У меня таких денег сейчас нет. Да и особой необходимости в этой Германии тоже нет. Сделаешь здесь по квоте. Или на препаратах останешься. Доктор там навыписывал хрен знает чего. Я проконсультировался, мне Коробченко сказал, что можно там почти все заменить на эти, как их… женерики, или на другие препараты подешевле, которые для того же назначают. Кое-что из них даже по ОМС дадут, а на остальные тебе пенсии хватит.

– Что? Какие ещё женерики? При чем тут пенсия? Ты, что, со мной в Германию не едешь? Я там совсем одна буду? – упавшим голосом спросила Лидия Петровна.

– Господи! Ты чем слушаешь? Ни ты, ни я в Германию не едим. Поняла? Денег у меня нет на эту поездку, – сказал со вздохом Виктор Федорович.

– Но… но ведь, я же умру, – прошептала женщина, прижала к лицу носовой платок, который вытащила дрожащей рукой из розового с оборочкой кармана халата. Она прислушивалась к себе – ждала приступа. Но он не начинался, может быть от того, что она только что приняла целую горсть назначенных ей таблеток, а может быть, она просто не верила до конца, что муж отказывается оплачивать операцию.

– Не умрешь. Я говорил с Коробченко. Он хороший врач, он сказал, что эти новшества, это не так уж и обязательно. Прооперируют тебя здесь или, если откажутся, останешься на препаратах.

– Коробченко твой – алкоголик. Он уже сто лет, как на пенсии. И, вообще, он же травматологом был. Как ты можешь его слушать?

– Прекрати. Он меня на ноги поставил после аварии. А эти там, молодёжь, им только бабки нужны, придумывают всякое…, – было видно, что Виктор Федорович уже начал злиться. Говорил отрывисто и прикусывал нижнюю губу – это было признаком того, что он очень раздражен. В любой другой ситуации, чего и кого бы она ни касалась, Лидия Петровна уже давно бы сдалась и сделала так, как хотел муж.