Бронзовые звери

Улыбка Гипноса сделалась озорной.

– Ах, ma chère, я польщен, но никто не станет спорить, что моя лучшая черта, на самом деле…

– Пожалуйста, не выбирай желтый цвет, – произнес Энрике погромче, перебивая Гипноса. – Он делает меня изможденным.

Гипнос выглядел оскорбленным. Лайла вскинула бровь, а затем взглянула на Зофью.

– А у тебя будут пожелания эстетического плана?

– Эстетика не имеет значения, – ответила Зофья. Энрике и Гипнос у нее за спиной скорчили оскорбленные мины.

– Важнее всего – польза, – сказала Зофья. – Нам нужно как-то спрятать инструменты.

– Какие инструменты? – В голосе Энрике прозвучала подозрительность.

– Полезные.

– Феникс…

– Хм?

– Ты ведь не думаешь о том, чтобы спрятать крупное взрывное устройство рядом с нашими лицами, правда? – спросил Энрике.

– Нет, – ответила Зофья.

– Отлично!

– Это совсем крошечное взрывное устройство. Не больше шести сантиметров.

– Нет, – в один голос отозвались Гипнос и Энрике. И Лайла сочла это знаком, что пора уходить.

ЧАС СПУСТЯ она наконец приняла решение.

Маскарадный салон оживленно бурлил, и Лайла вдруг ощутила острую тоску по Палэ де Ревс. Она скучала по запаху натертого воском пола бального зала, по кружению пылинок в лучах света огромных люстр, звонкому хрусту нитки жемчуга, крошащейся под каблучками ее туфель. Несколько недель назад она обещала своему стейдж-менеджеру, что Энигма вернется «как раз к Новому году». Но совершенно ясно, что этого не произойдет. Лайла задумалась, что тогда они подумали бы о ней? Что она погибла? Или просто исчезла? Другие танцоры часто поддразнивали ее, говоря, что она собирается сбежать с русским принцем.

Она надеялась, что они верили в то, что это ее судьба.

– Синьора? – обратился к ней Сотворенный мастер.

Лайла обернулась к рабочему столу, располагавшемуся справа, в дальнем углу от входа в помещение, напоминавшее огромный бальный зал, разделенный портьерами на несколько частей. Атмосфера в этой части зала казалась несколько мрачноватой. Здесь было довольно тихо, благодаря Сотворенной портьере, не пропускавшей посторонние звуки.

– Вот четыре маски, которые вы просили, – произнес Сотворенный мастер.

Лайле оказалось нелегко смотреть на этого человека. Его лицо скрывала маска, напоминавшая жидкую зеркальную поверхность, сливавшаяся с чертами его лица, скрывая даже глаза, и, глядя на него, Лайла видела только свое отражение.

– Grazi, – наклонившись над столом, ответила Лайла.

В конечном итоге она выбрала одинаковые маски для них всех.

– Il medico della peste, – сказал мастер, и в его голосе прозвучало легкое беспокойство.

Маска чумного доктора.

Все четыре маски полностью скрывали лица. Близко расположенные круглые прорези для глаз закрывало сияющее стекло, а отверстия для носа и рта заменял вытянутый и изогнутый клюв. Все четыре маски были выкрашены в цвет яичной скорлупы и разрисованы нотами.

– E perfetto, – любезно воскликнула Лайла.

И, в своем роде, это действительно было безупречно. Зофья просила маску, под которой можно было спрятать инструменты, а маска была достаточно большой и позволяла это сделать. Кроме того, маска выглядела символом цели их путешествия – Чумного Острова.

Сотворенный мастер улыбнулся. Даже его зубы были серебряными. Он ловко свернул маски, пока они не стали тонкими, как носовые платки, и легко поместились в сумочку, висевшую у нее на запястье.

Лайла уже собралась уходить, как вдруг снова испытала знакомое ощущение.

Пустота.

Пустота налетела, словно внезапный ливень. Ее ноздри вдруг обжег запах сигаретного дыма, в ушах зазвенело от переливов гортанного женского смеха, и она впилась пальцами в жесткие жемчужины, которыми была вышита ее сумочка.

В следующее мгновение Лайла почувствовала себя, словно цепкая тень. Материя исчезла. Звуки растворились. Краски померкли.

Нет, взмолилась она. Не сейчас… только не сейчас.

Пустота не тревожила ее с момента посещения Изола ди Сан-Микеле. Ей почти удалось убедить себя, что это был кошмар наяву. Лайла опустила глаза.

Четыре.

Ей оставалось жить четыре дня.

Лайла пыталась набрать полные легкие воздуха. Она не чувствовала, как расширяется грудная клетка, не ощущала пропитанного духами воздуха. Она должна справиться, а иначе умрет прямо сейчас, но, возможно, она была сделана по-другому.

От этой мысли ей сделалось нехорошо.

Подняв глаза, она уставилась на вращающиеся маски. На мгновение она вспомнила родную деревню в Пондичерри в Индии. Разве не это сделал для ее родителей джаадугар[6]? Возможно, он просто провел своей высохшей рукой вдоль лент, свисавших с потолка, выбирая лицо, которое ей пришлось носить следующие девятнадцать лет?

– Синьора, вы выглядите так, словно хотите все начать сначала.