Бронзовые звери

А затем она схватила его за волосы. В ее движениях чувствовалась жестокая фамильярность. Прошло всего несколько дней с той ночи в ледяном дворце, когда их сердца бились в унисон и все вокруг было пропитано надеждой. Но, убрав ладонь, она увидела, сколько ей осталось. Грудь сжало болью, и ее обожгла мысль: Больше не могу. Я больше не могу.

– Вот этого ты хочешь, Лайла? – спросил Северин. В его голосе не было насмешки, лишь странный оптимизм. – Собственноручно пустить мне кровь?

– Нет, – ответила она, потянувшись к портьере. – Мне от тебя вообще ничего не нужно.

14. Энрике

На рассвете Энрике придирчиво разглядывал себя в большом зеркале в библиотеке. На нем был черный костюм и белый шарф. Он сменил повязку, обмотав ее лентой цвета сажи, которая почти сливалась с его волосами. Рана на месте оторванного уха слегка запульсировала, когда он нахлобучил черную шляпу, слегка сдвинув ее на место рубца. Он окинул взглядом свое отражение. Шляпа была надвинута так плотно, что никто не смог бы разглядеть его левый глаз.

Сейчас он был похож на неопытного злодея в пантомиме.

– Тьфу, – пробормотал Энрике, еще сильнее натягивая шляпу.

С того момента, как Лайла вернулась прошлой ночью, сообщив, что Северин собирался присоединиться к ним на Карнавале, а на рассвете пошлет им весточку на площади Сан-Марко, Энрике размышлял, что ему следует надеть. Хотя прошло всего несколько дней, он уже не был прежним Энрике, которого Северин оставил умирать. И он хотел, чтобы Северин сразу это понял. Возможно, он хотел, чтобы Северина изумила его новая… мужественность? Нет. Независимость. Эта независимость окружала его, словно аура. Голуби разлетались у него за спиной в вихре перьев.

Возможно, это будет чересчур.

Кроме того, никакое Творение разума не способно изгнать голубей из Венеции.

Всю ночь Энрике не мог сомкнуть глаз. Он до блеска начистил туфли, вымыл голову и аккуратно уложил волосы воском. Почистил костюм, не оставив ни единой пылинки. Всем своим безукоризненным видом он хотел донести до Северина одну-единственную мысль: Ты мне не нужен.

Поначалу Энрике заартачился, узнав, что ему необходимо одному отправиться на встречу завтра.

– И почему я должен с ним встречаться? – спросил он. – Мы в любом случае увидимся на Карнавале.

Лайла заколебалась. Ее взгляд заметался по его лицу и остановился на раненом ухе.

– Дело в Руслане, – объяснила она. – Мы не можем отправиться на Повелью, когда за нами следят люди из Падшего Дома. С ними необходимо разобраться, а Северин сказал, что у него есть план. Итак, кто пойдет завтра на площадь?

– Я! – воскликнул Гипнос, подняв руку.

– И рискнешь, что ищейки Сфинкса заметят патриарха Дома Никс? – поинтересовалась Лайла.

Гипнос медленно опустил руку.

– …не я.

– А у меня работа, – заявила Зофья, разглядывая свернутые Сотворенные маски, принесенные Лайлой.

– Я уже пообщалась с ним вчера вечером после того, как получила наши маски, – сухо сказала Лайла. Она повернула перстень на пальце.

Энрике почувствовал, как мурашки побежали у него по коже при мысли о четырех зловещих Сотворенных масках. Когда Лайла принесла их, ему было очень любопытно. Каждая маска напоминала чудовищный череп. Натянув ее на лицо, он оказался не готов к ее ужасающей силе. Из него словно вырвали сознание, в его голове вспыхивали видения, перед глазами мелькали дорожки в переулках и мимо набережных, эти воспоминания казались знакомыми, и все же это было невозможно. Видения Сотворенного разума прекратились перед выложенной мозаикой стеной в переулке, и он понял, что это вход на завтрашний Карнавал.

– А мне еще необходимо считать массу информации в этом доме, – сказала Лайла. – Хочу убедиться, что мы ничего не пропустили.

Поэтому оставался один Энрике.

Когда все с этим согласились, Энрике взглянул на Лайлу, которая задержалась в дверях, когда остальные вышли из комнаты.

– В чем дело? – спросила она.

– Ты не рассказала, как он выглядел, когда вы встретились. Можем ли мы доверять ему?

Лайла вскинула голову. На ее лице появилось выражение царственного безразличия.

– Он… сокрушался и каялся, – ответила она. – И я действительно верю, что он собирается нам помочь, но он кажется одержимым этой идеей. Словно человек, наполовину лишившийся рассудка. И все же я заметила проблески…

Лайла осеклась, покачав головой. Энрике понял, что она собиралась сказать.

Проблески того, кем он когда-то был.

Но они оба понимали, что опасно на это надеяться. И даже если Северин нашел путь к себе прежнему, Энрике не желал становиться прежним: глупым, наивным любителем истории, чье доверие можно было запросто заполучить, лишь соглашаясь с его идеями. Больше он не станет вести себя как глупец. И выглядеть тоже.

Через несколько минут он должен отправиться на площадь. Энрике в последний раз окинул себя взглядом в зеркале, вертя головой в разные стороны.

– Знаешь, – раздался голос у дверей. – Возможно, ты единственный знакомый мне человек, способный выглядеть великолепно даже с одним ухом.