Брошенные тексты. Автобиографические записки

Галопом по биографии (1977–2020)

1977

Савка и Гришка

Вечер. Мы с Вадиком надеваем какие-то теплые, доставшиеся нам от старшего брата, вещи и идем вдвоем гулять. Мне нравится надевать вещи на пару размеров больше. Так я ощущаю себя крупнее. И еще на мне папина кепка. Идем вдоль проспекта Мира, от метро «Алексеевская» в сторону «ВДНХ». Проходим магазин «Детский мир», где родители покупали нам игрушки (помню, я упросил купить мне розового поросенка, с которым долгое время потом спал в обнимку), школьные тетради, линейки и карандаши в отделе «Канцелярские товары», рубашки в цветах, батники с погонами и широченными воротниками в отделе «Одежда для мальчиков школьного возраста». Когда нам исполнилось 14 лет, случилась радость. Мы с еще одним одноклассником, выстояв в очереди, отхватили по польскому коричневому костюму: брюки клеш и куртка с карманами.

Проходим дальше — магазин «Союзпечать». Около него по вечерам кучками стоят коллекционеры, собирающие марки, значки, монеты. Тут я иногда пополняю свою коллекцию «Колониальные страны».

Проходим киоск. Здесь наряду с газетами «Правда», «Литературная газета», «Культура» (которые всегда покупает себе папа) продаются журналы «Советский экран», «Театральная жизнь», «Театр» (их иногда покупают Вадику). И самое главное, здесь продаются открытки советских актеров по 5 копеек за черно-белую и 8 копеек за цветную. Вадик хранит эти фотографии в коричневом письменном столе в среднем ящике. Он делит их на те, что с автографом, и без. Там же, в нижнем ящике, лежат альбомы, которые Вадик создает сам. Он берет общую тетрадь за 14 копеек, вырезает статьи из газет и журналов и вклеивает в определенном порядке на страницы тетради, компонуя с фотографиями из спектаклей, билетами и театральными программками. Все это подписывает синей шариковой ручкой, добавляя свои впечатления и комментарии. Так мой брат выпускает свои первые авторские журналы.

Часов 9 вечера. Горят фонари. Мало прохожих. И мы ни с того ни с сего начинаем петь детскую песню, которую разучивали в музыкальной школе во время занятий в хоре.

Савка и Гришка сделали дуду.
Ой, дуду, ой, дуду, сделали дуду…

Я начинаю, а Вадик подхватывает с задержкой на одно слово. Получается, я: «Савка и Гришка». На слове «Гришка» вступает Вадик: «Савка и…» Идем обнявшись. Весело. Хорошо. Какие-то двое мальчишек сделали какую-то дудку, а двое других теперь эту историю продолжают.

1978

Детская комната милиции

С Кириллом Козаковым, сыном Михаила Михайловича Козакова, мы вместе учились с четвертого класса в 287-й школе. Она находилась рядом с заводом «Калибр». Как-то после уроков к нам девчонки из школы домой в гости пришли. Тогда мы с Вадиком сели за фортепьяно и в четыре руки стали играть и петь любимые песни: Mélodie d’amour chantait le coeur d’Emmanuelle из фильма «Эммануэль», песни группы «Бони М», Аллы Пугачевой… Кирилл тоже пел с нами, девчонки восторженно смотрели…

Пришел старший брат Слава и сказал, что ему надо готовиться к роли д’Артаньяна, чтобы показаться в Театр юного зрителя, где шел спектакль «Три мушкетера». Он разучивал арию: «Когда твой друг в крови, à la guerre commе à la guerre». Конечно, я знал и обожал эту песню. Слава попросил подыграть ему на фортепьяно и так посмотрел на девочек, что они испарились. Кира тоже почему-то тут же потерял интерес к происходящему и ушел домой. Я сел за фортепиано, быстро подобрал аккорды. Слава пел эмоционально и вдохновенно. Потом сказал, что устал, и поехал по своим делам, а я снова сел за инструмент и запел эту песню, представляя себя непобедимым счастливчиком д’Артаньяном.

Черное пианино с бронзовыми подсвечниками, которое мама привезла из Новосибирска, — единственная вещь, которая кочевала вместе с родителями повсюду, начав свой путь в девятиметровой комнате на Герцена. Там родители начали жить вместе. Вокруг пианино мы часто собирались всей семьей. Мама что-то наигрывала, подходил папа, и вот уже они вместе пели любимые песни. Мама чистым, высоким голосом, папа — с драматическими нотками. Они смотрели друг на друга влюбленными глазами. Папа целовал мамины руки. Заниматься музыкой мы с Вадиком начали в шесть лет. Меня заставляли, я ненавидел фортепиано — оно отрывало меня от двора и друзей. Тогда мама придумала «обманки»: давала десять спичек, их, по одной, нужно было переложить с одной стороны клавиатуры на другую. Сделать это нужно было каждый раз после сыгранного упражнения. От мысли, что один этюд придется сыграть десять раз, мне становилось дурно. Но я перекладывал очередную спичку, «убивая» гамму за гаммой. Прошло время, я научился жить рядом с фортепиано, потом влюбился в него и уже не понимал, как можно жить иначе.