На уроке пения я порезал стул самодельным перочинным ножиком. Этот порыв юного исследователя учительница явно не оценила. При всем классе она сообщила, что если я не возмещу деньги за испорченное имущество (5 рублей 30 копеек), то меня ждет детская комната милиции. Что-то подсказывало мне, что родители не придут в неописуемый восторг, узнав об этом. Нужно было где-то взять деньги. И я отправился на улицу собирать стеклянную посуду. Майонезная баночка — 3 копейки, трехлитровая — 5 копеек, бутылка из-под лимонада и из-под кефира — 10 копеек. Сколько урн и помоек было мною изучено, со сколькими алкашами познакомился я. В пунктах приема стеклопосуды брали только чистую тару, поэтому, сидя на балконе и глядя на город, я погружал в ведро с горячей водой одну за другой бутылки, отмачивая этикетки. Затем счищал их ножом. Тяжелее всего отходила фольга с бутылок из-под шампанского, зато за них давали 15 копеек за штуку.
Наконец, нужная сумма была собрана, я отнес ее в школу. Конфликт был исчерпан.
1979
В семье моих родителей всегда был культ творчества. Папа, актер по образованию, посвятил себя режиссерской профессии. Мама, закончившая юридический факультет, — преподаватель в музыкальной школе. Ей, с ее бесконечной фантазией, было тесно в педагогическом пространстве, и она придумала свою систему уроков и объяснения нотной грамоты. Даже в дремучие советские времена к ней приезжали педагоги из Японии, чтобы перенять ее опыт. Она ставила музыкальные спектакли с детьми, и раз в год их играли в Большом зале Консерватории.
Постоянные походы в театр, на творческие вечера в ЦДРИ, Дом актера, а потом разговоры до ночи; собранная родителями, вопреки тотальному отсутствию книг в книжных магазинах, домашняя библиотека; сохраненные за многие годы, не раз перечитанные журналы «Новый мир», «Юность», «Знамя», «Октябрь», мамины музыкальные спектакли, папины радиопостановки — все это было той воронкой, в которую нас с братом неумолимо закручивало счастливое пространство театра.
1984
Я окончил институт с красным дипломом, а Вадик — нет. Прилежный и старательный Вадик, не пропустивший ни одной лекции, и я — неусидчивый, с вечным беспорядком на голове и в голове. Как это получилось?
На четвертом курсе Евгений Вениаминович Радомысленский поставил дипломный спектакль «Наш городок» по Торнтону Уайлдеру, в котором я играл героя. Олег Николаевич Ефремов был руководителем кафедры актерского мастерства. В этот вечер мы сдавали спектакль. В зале — все педагоги Школы-студии МХАТ. Сыграли. Переоделись. Ждем. Наконец обсуждение закончилось. Я был на лестничной площадке в тот момент, когда по ней спускался Ефремов. Поздоровался с ним, прижался к стене, чтобы его пропустить. Он приостановился, прищурился: «Ну что, — говорит, — наверное, возьму тебя в театр». В руке у него была сигарета. Он сделал затяжку, постоял немного, глядя в пол, потом затянулся еще раз, посмотрел на меня и пошел вниз. А я взлетел под потолок. К сожалению, этого никто не увидел, а повторить подобное мне уже никогда больше не удавалось.
1985
Сразу после окончания института я призвался в армию. Папа знал главного режиссера Театра Советской армии, Юрия Ивановича Еремина, и попросил его посмотреть меня в дипломном спектакле. Дело в том, что в театре была команда актеров-военнослужащих. Туда ежегодно призывали двадцать человек. И в разное время там служили актеры Леонид Ярмольник и Олег Меньшиков, Александр Домогаров и Александр Балуев, оператор и продюсер Денис Евстигнеев, театральный художник Александр Боровский… Вместе со мной этой осенью призвались Кирилл Козаков, выпускник «Щепки», и Игорь Штернберг — выпускник «Щуки». Мы монтировали декорации, занимались реквизитом, убирали снег вокруг театра, чистили картошку на кухне. Это днем. А по вечерам играли в массовых сценах.
За время службы я переиграл военнослужащих всех времен и народов, поскольку в репертуаре театра шли спектакли про военные действия начиная аж с Куликовской битвы. Через полгода меня ввели в комедию «Моя профессия — синьор из общества» на роль Николо. Спектакль шел на Большой сцене, главную роль играл Владимир Зельдин.
В спектакле «Стрелы Робин Гуда» с Кириллом Козаковым мы играли «лесных жителей», в «Кортике» мальчишек-беспризорников, в «Идиоте» по Достоевскому — людей из толпы, в «Даме с камелиями» — гостей на балу, ну и так далее…
Через полтора года службы, весной, демобилизовавшись, я позвонил во МХАТ в отдел кадров. Мне было сказано после окончания вуза: отслужишь в армии — звони. «Здравствуйте, это Игорь Верник, я вернулся». И услышал в ответ: «Очень хорошо, мы помним о вас. Как только будет информация, позвоним». И все, тишина.
1986