Брошенные тексты. Автобиографические записки

На радио «Культура» нам с Вадиком предложили вести программу «Театральная среда братьев Верников». По средам в 7 вечера. В гости к нам приходят режиссеры, актеры, музыканты. Беседуем с ними о профессии и о жизни. И вот в студии у нас Людмила Гурченко. В элегантном облегающем черном платье, с идеальной стрижкой, неспешная, несуетная, без лишних движений и слов. Присела к столу, сказала: «Начнем». Обычно это говорим мы с братом. Рассказала про свою жизнь, про то, как было то густо, то пусто. Как говорила папе: «Не могу, на части разрывают», а он ей: «Дочурка, хай лучше рвуть». О том, что папа всегда был для нее идеалом, и очень редко могла сказать о мужчине: «О, похож, почти как папа». И чем дольше мы беседовали, тем сильнее она преображалась. И прорывался, и сверкал в глазах, в интонации, в движениях рук ее неповторимый темперамент. «Человек без юмора — все равно что инвалид», — эту ее фразу я часто повторяю теперь.

2012

Событие на «Событии»

Костя Богомолов сказал, что будет ставить «Событие» по Набокову в МХТ на Большой сцене, и предложил мне сыграть Ревшина. В этой очень жанровой истории Костя настаивал на почти документальном существовании, без привычной театральной окраски.

Репетиции проходили сложно, жестко. Я никак не мог встроиться в эту стилистику, в такой способ игры. Спектакль выпустили довольно кроваво. После премьеры Олег Павлович сказал мне, что таким сдержанным и лаконичным меня на сцене не видели. Мне это было очень важно. Я был благодарен Косте за это новое для меня качество существования на сцене. Но себе сказал, что больше не хочу проходить через такую «мозгорубку». Думаю, Костя решил для себя то же самое относительно дальнейшей работы со мной. Вот такое случилось событие на «Событии».

2014

Машков и счастливый номер 13

Дуга моих отношений с Табаковым была, мягко говоря, своеобразной. За месяц до того, как он возглавил МХАТ, я получил прекрасную роль приказчика Наркиса в спектакле «Горячее сердце» по Островскому. Режиссер — Евгений Каменькович, моя партнерша — Женя Добровольская. Мы репетировали до тех пор, пока Олег Павлович не посмотрел прогон спектакля, после чего принял решение его закрыть. Посчитал, что спектакль не родился. Это было его первое жесткое решение на посту художественного руководителя. Через какое-то время Табаков пришел на спектакль «Гамлет в остром соусе» на Малой сцене, в котором я играл Горацио. На следующий день он вызвал режиссера и актеров и сказал, что в таком виде спектакль не может существовать в репертуаре МХТ. Так я лишился еще одной роли.

Когда режиссер Юрий Иванович Еремин на большой сцене начал репетировать пьесу Ибсена «Женщина с моря» с Мариной Зудиной в главной роли, меня он позвал на роль Люнгстрана — молодого писателя, больного чахоткой, влюбленного в дочь героини. Как-то к нам пришел Олег Павлович и после репетиции сказал много хороших слов в мой адрес. Я летал, сам не свой от счастья, но за день до премьеры Табаков принял решение не выпускать спектакль: «Он не готов. Нужно еще работать». У Еремина уже были расписаны планы на дальнейшее время, и спектакль ушел в песок.

Начиная работу над пьесой «Примадонны», Евгений Писарев предложил Табакову, чтобы роль Пастора репетировали Толя Белый и я. На что Олег Павлович ответил: «Толя — да, а Верник… на мой взгляд, не его роль». Только через несколько лет, когда Белый сорвал спину и вынужден был просить замену, я все-таки сыграл пастора в этом стильном остроумном спектакле.

Через какое-то время Писарев решил поставить «Пиквикский клуб» Чарльза Диккенса. Он говорил мне, что думает о том, чтобы я сыграл авантюриста Сэма Уэллера. Но и на этот раз Олег Павлович сказал, что не видит меня в этом образе. В итоге я сыграл циничного адвоката Додсона.

Как-то в коридоре МХТ ко мне подошел Адольф Яковлевич Шапиро: «Хочу, Игорь, чтобы ты сыграл у меня Яшу в „Вишневом саде“». — «Адольф Яковлевич, так эта же роль специально для меня написана». — «Вот, давай и поработаем», — сказал он. Я пришел на одну репетицию, на другую. Сцены каждый раз проходил еще раньше, назначенный на роль Яши, актер Табакерки Дима Бродецкий. Вызывает меня к себе Табаков. Захожу в кабинет, он: «Садись, как дела?» — «Все хорошо», — говорю. Он сидит в кресле, за письменным столом, на столе на газете лежит вобла. Табаков отрывает кусочек, дает мне: «На, попробуй». Отрывает себе, смачно жует. «Смотри, сколько икры», — говорит он и отрывает желудок, полный розово-красной массы. Довольный, откусывает, еще, еще. Протягивает мне. Сидим, жуем. Он смотрит какие-то бумаги, потом между делом, совсем не так вдохновенно, как только что говорил о вобле, произносит: «Слушай, Игоряша, Бродецкий Димка, ученик мой, переживает. Пусть он этого Яшу один играет. Зачем тебе эта роль? Тебе же есть чем заниматься». Он сказал это так по-доброму, обезоруживающе и вместе с тем так определенно, что я растерялся. Сижу, будто меня воблой по голове ударили. Да и что можно возразить учителю, ежели ученик его переживает. Так я не сыграл Яшу в «Вишневом саде».