Брошенные тексты. Автобиографические записки

Вообще, я сыграл несколько женских ролей. Во МХАТе — психиатр в «Портрете» по Мрожеку и Гонерилья в «Короле Лире». А в кино… Режиссер Александр Атанесян готовился к съемкам фильма по пьесе «Номер 13D». Мы случайно встретились на «Мосфильме», и он мне говорит, что запустился с новой картиной. Я спрашиваю, почему же мы не работаем вместе, а он: «Потому, что осталась свободной только одна женская роль». Я: «И что? Почему же ты не хочешь предложить ее мне?» Он: «Ты серьезно?» — «А у тебя есть какие-то сомнения?» Посмеялись. Вечером звонок. «Привет еще раз. Завтра можешь прийти на пробу?» Я: «Ты серьезно?» Он: «А у тебя есть какие-то сомнения?» Прислали текст. В сцене тетушка исходит ревностью и страстью к герою. Назавтра на «Мосфильме» в костюмерной на меня надели платье, парик, шляпку, тонкую бордовую оправу, загримировали. Сняли дубль. Хохотали все. Оператор Миша Мукасей, режиссер, хлопушка, звукорежиссер… Вечером мне позвонил Атанесян и сказал, что меня утвердили.

За день до начала съемок я приехал на «Мосфильм», и гримеры побрили мне волосы на руках и ногах. На третий съемочный день во время очередного дубля, в порыве страсти, несясь на каблуках по коридору, я сильно подвернул ногу. Съемочный период был жестко ограничен. После раздумий и переговоров, увы, взяли другую актрису. А я, хромая, проклиная шпильки и каблуки и пряча гладко выбритые руки, продолжил играть мужские роли.

Мне было 35 лет, и я снимался в Сочи в сериале «Жизнь — поле для охоты». Играл мальчишку-авантюриста из 80-х, который по ходу истории становится крупным бизнесменом с криминальным прошлым. По моим юношеским фотографиям мне сшили парик с длинными волосами. Я даже принес из дома бежевый пиджак, который моя тетя Бэла подарила мне в 10-м классе. Всячески стараясь поощрить мой интерес к учебе, она пошила его в ателье и вручила мне со словами: «Смотри, Гогуля, как ты выглядишь в нем. А если еще будешь умным, что вряд ли, так вообще глаз от тебя не оторвать». Пиджак был с широкими лацканами и накладными карманами. Как в фильме с Бельмондо, которого Бэла обожала. Я был в восторге, надевал его только на праздники и на свидания.

На весь съемочный период я взял с собой пятилетнего Гришу. Как-то вечером он упал и разбил колено. Плачет. Не столько потому, что больно, сколько обидно. Вокруг собрались дети, смотрят, от повышенного внимания он плачет еще больше, до раны дотронуться не дает. Я прошу: «Срочно принесите, пожалуйста, перекись водорода и зеленку». Приносят. «Вот смотрите, дети, — говорю, — какой мужественный мальчик Гриша. Вы даже представить себе не можете, что это за боль, но посмотрите, как мужественно он ее преодолевает. Сейчас я возьму перекись водорода и промокну рану». Гриша замирает. С этими словами я аккуратно протираю ссадину. «Понять не могу, как Гриша это терпит, откуда в нем столько силы?!» — продолжаю я и краем глаза смотрю на сына. Дети вокруг смотрят, как зачарованные. Гриша замолкает, слезы высыхают у него на лице. Ему не больно. Я лишь вижу, как, сменяя недоумение, внутри у него начинает расти сладкое чувство гордости.

2007

Богомолов и Табакерка

Во время съемок в картине «12» у Никиты Сергеевича Михалкова я познакомился с Алексеем Петренко.

Много лет назад, когда Вадик еще работал в еженедельнике «Неделя», он взял интервью у Петренко. При согласовании текста Алексей Васильевич внес свои правки и отправил в письме брату. Вадик, совершенно ошеломленный, показал мне страницу. На ней неровным размашистым подчерком было написано: «Если я выйду из дома, лягу на живот и поползу, то через 327 метров окажусь у дверей Театра Васильева, театра, в котором вся моя жизнь». Эта фраза врезалась мне в мозг. И когда мы встретились с ним на съемочной площадке, она мгновенно всплыла у меня в голове.

Как-то раз меня вызвал к себе Олег Павлович Табаков. «В моем маленьком театрике на Чаплыгина начинаем репетировать пьесу „Процесс“ по Кафке. Слыхал о таком?» Спрашиваю: «О Кафке или о вашем театре?» Он: «Ну, старик, о моем театре, вроде как, должен знать». Я: «Ну, про Кафку вроде как тоже…» Он: «Ну, вот. Ставить будет Костя Богомолов, о-о-очень талантливый, — протянул в своей манере Олег Павлович. — Давай ты поработаешь с ним». — «Олег Павлович, вы думаете, я скажу, мне нужно время подумать?» Он: «Ну вот и порешили».