Брошенные тексты. Автобиографические записки

Мы случайно встретились с Костей Богомоловым в МХТ в актерском буфете. Я знал, что он начал репетировать «Мушкетеров», общается с актерами, делает пробы. Говорю ему: «Не хочешь поработать со мной?» Он: «А что у тебя со временем?» Я: «Оно твое». Через пару дней позвонили из репертуарной конторы, сказали, что Константин Юрьевич в 11 утра вызывает на репетицию. Я пришел, почитал текст за Арамиса, потом за д’Артаньяна, за Констанцию. «Будешь играть Арамиса», — сказал он, и мы начали репетировать.

С этого момента начался большой период моей актерской биографии, работы и дружбы с Богомоловым: «Мушкетеры. Сага. Часть первая», «Сентрал-парк Вест», «Дракон», «Мужья и жены».

Я Косте абсолютно доверяю. В любой момент он может отказаться от уже, казалось бы, готовой конструкции спектакля и начать с нуля, развернув все в другую сторону. Материал для него не догма, как не догма и то, что он сам же придумал накануне.

Богомолов, как кожу, снимает с артиста привычный способ существования на сцене, все наработки, приемы, снимает прямо до кости, а потом начинает «одевать» его заново. И вот появляются нервные окончания, органы чувств, первые признаки жизни, способность двигаться, транслировать мысль, свобода от театральных и психологических штампов. То же самое переживает на его спектаклях и зритель.

2017

«Дракон» и мой партнер Табаков

Когда только начинался застольный период «Дракона», Богомолов говорил мне: «Сейчас почитай роль Ланселота, теперь Шарлеманя, Кота». Один раз предложил почитать за Принцессу. Это как раз было неудивительно. Костя пробует актера в одной роли, в другой, примеряя персонажу личность и харизму актера. Один раз я спросил его: «А может, Дракона?» Он ответил: «Понимаешь, его нельзя сыграть, надо, чтобы это было в самом человеке». «Давай я попробую, а ты посмотришь», — аккуратно предложил я. Он опять уклончиво: «Ну, поглядим». С Костей настаивать нельзя, это сразу провал. Через несколько дней он мне говорит: «Почитай за Дракона». На следующий день опять, потом еще.

Когда мы читали с Табаковым наши сцены, сидя за столом, он по-актерски хулиганил, что-то выдумывал все время, а мы с Костей хохотали и радовались, и наслаждались его фантазией и мастерством. Иногда Олег Павлович рассказывал про Топоркова, который говорил: «Самую большую зарплату в театре надо платить героине, потому что ее все хотят, а вторую большую — комику, но не просто комику, а с „каскадом“».

По ходу спектакля меняются декорации, обстоятельства, время действия, но Дракон все тот же. Он изучил все человеческие пороки и слабости, и оттого ему одиноко. Он ставит эксперименты над людьми и, нащупав слабость, идет дальше. Это знание человеческой природы делает моего героя таким безнадежно печальным. Богомолов хотел, чтобы на лице Дракона отпечатались не просто усталость и опыт прожитого, а время. Поэтому вызвали гримеров с «Мосфильма», они сделали слепок с моего лица и изготовили силиконовые накладки. Первое время в этом гриме я чувствовал себя, как в скафандре. Я был в отчаянии. Но очень скоро он стал моей «второй кожей».

В середине спектакля, после того как Ланселот перерезал горло Дракону и всей его семье, на авансцену выносили синтезатор. Я садился за него, аккомпанировал и вместе с Надей Калегановой мы пели песню «Оттепель». В это время декорация менялась, и вместо квартиры в стиле 60-х открывался огромный розовый павильон. Перерождалось пространство, перерождались люди. Бургомистр в Голого Короля, Дракон в Первого министра, Эльза в провинциальную, пошлую, гламурную девицу. У меня был серый простой как топор костюм в стиле 60-х. Затем я переодевался в сверхприталенный современный черный костюм. Король просыпался в кресле-каталке с вопросом: «Что нового?» «Ваше величество, — отвечал я, — я старик честный, позвольте мне сказать прямо, без обиняков, вы великий человек». — «Я правду люблю, даже если она неприятна». Табаков протягивал мне руку, я целовал ее. Пока за кулисами мы ждали выхода на эту сцену, Олег Павлович доставал игрушечный пистолетик и стрелял в меня, а я всячески уворачивался. (Так мы каждый раз перед этой сценой настраивались на нее, и это стало нашей традицией.) Ему уже не очень легко было ходить, и Костя придумал это кресло. Там же, в кресле, лежал и этот пистолетик, игрушка игрушечного короля.