1980 год отметился в истории театрального искусства большими событиями. Первое из них — мое поступление в театральный институт, в Школу-студию МХАТ имени Горького, второе — решение Олега Николаевича Ефремова начать репетировать пьесу Михаила Шатрова «Так победим!». В спектакле о Ленине и его революционных буднях была занята почти вся труппа МХАТа. Ильича играл Александр Калягин, репетиции шли в здании на Тверском бульваре. Кроме того, для участия в массовых сценах привлекли студентов Школы-студии МХАТ. Всех. Мы играли матросов, крестьян, рабочих. Это были такие пластические зарисовки, которые создавал хореограф-постановщик Илья Рутберг.
Мне только исполнилось 17 лет, я лез из себя вон и хотел играть все и всех. Когда выбирали студентов для той или иной сцены, я во что бы то ни стало старался попасть Рутбергу на глаза. В результате, когда спектакль вышел, мне кажется, что по времени я находился на сцене больше, чем Калягин, играющий главную роль. В одном эпизоде я даже играл западного журналиста на пресс-конференции, и у меня было несколько фраз на итальянском языке. Я запомнил их на всю жизнь. Теперь в Италии или в других точках мира, где встречаю итальянцев, я произношу эту тираду и в ответ вижу удивленные глаза: да, они понимают, что это их родной язык, но слова «Ленин» и «революционное правительство» и «крестьяне» — вызывают у них искреннее недоумение, вернее, недоуменный восторг. Я сидел за кулисами и наблюдал, как Александр Александрович репетирует. Многие его монологи я знал наизусть.
Прошло тридцать с лишним лет. Александр Молочников приступил к постановке в МХТ спектакля «Светлый путь. 19.17». Он позвонил мне, мы встретились, и он предложил мне сыграть Ленина. Сделали пробу и начали репетировать. Шаг за шагом рождалась история, придуманная как утопическая сказка. Она сочинялась и менялась по ходу репетиций. И постепенно вырисовывался образ вождя с его страхами, одержимостью и агрессией. С его агонией, когда он понимает, что все пошло не так. С его мечтой создать нового человека и построить новый мир. В финале мой Ленин перерождается в Сталина.
И вот 2018 год. Гриша поступает в Школу-студию МХАТ. Вместе с однокурсниками он становится участником массовых сцен спектакля «Светлый путь. 19.17», где играет матроса, солдата, крестьянина и даже бабу в коммунальной квартире. Ленина играю я, Гриша стоит за кулисами и, кажется, знает многие мои сцены наизусть.
Недавно рассказал ему, как на спектакль «Так победим!» в 1983 году пришел генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев. Сутки до этого в театр никого не пускали, ввели специальный режим. Всюду охрана с собаками. На сцене декорация: два движущихся круга, один в одну сторону, другой в другую. На этих кругах перед глазами Ильича проплывают картины революционных событий. Днем перед спектаклем нас собрали на срочную репетицию и поменяли мизансцены, чтобы в сценах расстрела дезертиров и кулаков ружья были направлены в противоположную от правительственной ложи сторону. В ней будет восседать руководитель СССР. И вот спектакль. Все в диком напряжении. И на сцене, и в зале. Особенно когда Леонид Ильич, то ли самому себе, то ли еще кому-то из ложи, прямо во время действия громко комментировал происходящее. И вот сцена, когда рабочий, которого играл Георгий Бурков, пришел к Ильичу за советом, пытаясь выяснить у вождя, что же все-таки нужно сделать пролетариату, чтобы стать счастливым. Брежнев отчетливо произнес: «Что говорит этот актер, я не понимаю?» Бурков в ту же секунду забыл весь свой текст. Зрители, оцепеневшие от волнения, мгновенно переключились на другой, куда более жизненный и интересный спектакль под названием «Театр одного зрителя». Бурков, каким-то нечеловеческим усилием доиграв сцену, на деревянных ногах появился за кулисами, где все артисты ждали своего выхода, совершенно белого цвета сел, закурил в полной тишине, попробовал улыбнуться и не смог. А в это время Леонид Ильич с неподвижным лицом смотрел на сцену, причмокивая и вслух осмысливая события революционной и театральной жизни. Потом, конечно, это рассказывалось в театре как анекдот. Но в тот день многие были в шаге от «скорой помощи».
С момента поступления Гриши в Школу-студию МХАТ я вдруг осознал, что мой сын продолжает меня и дело нашей семьи. Я сам «вырос из папы» — из его мечты быть артистом. В довоенном Харькове мальчишкой он оклеивал стены своей комнаты фотографиями с любимыми артистами. Надевал на себя отцовскую шапку, и, стоя перед зеркалом с прищуренным взглядом, представлял себя Чапаевым. Этот фильм с Борисом Бабочкиным в роли Чапая он пересмотрел двенадцать раз. А когда ему исполнилось 14 лет, Эмиль собрал ребят и организовал драмкружок в доме инженерно-технических работников. Позже — война, эвакуация, поступление в ГИТИС, приезд в Москву. Он грезил этой профессией и осуществил свою мечту. Сделал себя сам. А мы с братьями уже жили в мире, подаренном нам папой.