Бросок Аспида

Женщина сошла с асфальта, оглядываясь.

– А что сделать надо, Дог?

Он с улыбкой повернулся к ней.

– Сейчас покажу, дойдем только до нужного места.

Спустя несколько минут Догнич остановился, приложил ладонь ко лбу.

– Сюда! – Глядя себе под ноги, он медленно двинулся в гущу лесной зелени.

Майор шла за ним, тревожно прислушиваясь.

Склонившись над поваленным пнем, Дог вынул нож.

– Что там? – шепотом спросила Анна, пригибаясь и протягивая руку за спину, к пистолету.

Поднявшись, сталкер с улыбкой показал женщине большой гриб.

– Ничего не понимаю я в грибах, – усмехнулся он. – Зато Дед их шибко уважает.

Он снял рюкзак с плеч, развязал его и бережно положил внутрь находку.

– Дед? – переспросила Анна, бессознательно шаря глазами по земле между деревьями. – Вон там еще один!

Догнич срезал гриб, на который указывала Анна. И соседний тоже.

– Дед. Он так себя называет. Все так и знают его – Дед из заброшенной деревни.

Они шли, вооружившись палками, как заядлые грибники. Иногда Догнич останавливался, нагибался и брал у леса его очередной дар.

– А вы с ним как познакомились? – расшвыривая палкой опавшие листья, прервала молчание Спирина.

– Так я рассказывал. – Догнич, набив гостинцами рюкзак, завязывал его лямки. – Это он, Дед, вытащил меня тогда с болот. К себе в избушку привез. Неделю выхаживал. – Закинув свою ношу на плечи, он поднял руку. – А вот мы уже и пришли. Видите дома между деревьями?

Анна разглядела остатки бревенчатого сруба, едва заметного за кронами.

– Это и есть деревня?

Кивнув, Дог улыбнулся.

– А что, думали, тут коровы с гусями по улицам бродят да гармонист на лавочке песни орет?

Он зашагал к избушке, раздвигая ветки.

– Нет, конечно, но все же надеялась дома увидеть, а не развалины. – Анна машинально «сканировала» землю на предмет наличия грибов. – Дог, тут еще!

Она нагнулась, потянула за основание ножки, и та легко выскочила из земли вместе с корнем-грибницей.

– Подождите меня, Семен! – крикнула женщина и прибавила шаг.

Обойдя покосившуюся стену, она остановилась.

Густой лес, выросший на месте деревни, не смог полностью поглотить сельскую улочку. Хотя большинство домов развалились, вдалеке за деревьями виднелись достаточно хорошо сохранившиеся крыши.

Догнич, шедший впереди в нескольких десятках метров, остановился, помахал майору рукой.

Анна, ускорившись, догнала его, и, попутно осматривая бревенчатые развалины по краям улицы, подошла к сталкеру.

– Жили себе люди, жили… – проговорила она, глядя на одинокую печку за покосившимся забором – единственное напоминание о стоящем когда-то тут жилище. – И в один день – никого, пусто.

– Не везде так было, да и не в один день. Где-то старики еще долго оставались. Никак их было не оторвать от родного очага. Но… Вы же понимаете: это двадцать лет назад они уже были стариками, а теперь… Теперь и нет уж никого из них.

Они молча шли по вымершей деревне, погруженные каждый в свои мысли.

– Надо же, грядки! – изумилась Анна, заметив за одним из хорошо сохранившихся заборов аккуратные ряды посадок. – Неожиданно.

Заботливо прополотые, выровненные, словно по линейке, грядки посреди заросших развалин казались чем-то инородным. Дорожки между ними были выложены досками, тщательно подогнанными друг к другу. Большая часть урожая по случаю осени была уже собрана, но капуста все еще белела округлыми боками, да посверкивал золотисто-зелеными семенами укроп-переросток, да торчали врастопырку длинные тонкие листики еще какого-то неведомого огородного растения. Покосившийся домик, под крышей которого на протянутой веревке висели пучки неизвестных трав, смотрелся на удивление приветливо.

Победоносно улыбнувшись, Догнич, будто фокусник в цирке, отодвинул щеколду и открыл калитку.

– Дед, грибочков надо? – Он шагнул на доски, ведущие к дверям дома, и Спирина прошла за ним.

Дверь со скрипом распахнулась.

– Семен Догнич! Собственной персоной! Неужто ты наконец-то пожаловал к старику? – раздался явно старческий бас.

Анна застыла на месте, услышав голос хозяина огорода.

На пороге дома появился невысокий широкоплечий старик. Его абсолютно седая шевелюра была расчесана, а борода, касающаяся своим концом большой блестящей пряжки брючного ремня, пострижена клином. Опираясь на толстую корявую палку-костыль, он сделал несколько шагов, шаркая по доскам тяжелыми ботинками.

– Здорово, Дед! А я к тебе не один, – весело произнес Дог. – Принимай гостью.

И он повернулся к побледневшей Анне, которая держалась за столбики калитки.

– Папа… – прошептала она.

Старик поднял на нее глаза, охнул, попятился и сел на лавку у стены избушки.

– Анюта… – Его голос дрогнул. – Добралась наконец-то.

Улыбка слетела с губ Семена. Он крутил головой от стоящей женщины к старику, сжимавшему побелевшими пальцами дерево лавки, и обратно.

– Папа? Анюта?

* * *

– Двадцать лет! – Она, точно тигрица в клетке, раздраженно ходила из угла в угол. – Папа, двадцать! Почему?

– Анюта, так было надо. – Седой старик сидел за столом, следя за кружащей по комнате дочкой.

Та остановилась.