Бросок из западни

– А вон тот европеец! – указал Коган стволом автомата. – В костюме…

Оперативники подошли к телу человека в гражданском костюме европейского покроя и с пистолетом в мертвой руке. Шелестов смотрел на убитого, а Коган больше по сторонам. На всякий случай, потому что могли быть мертвыми не все. И глупо получить пулю, когда все почти закончилось. Рядом с трупом был объемистый портфель и труп японца с усиками. И двумя большими звездами на петлицах.

– Эй, не стреляйте! – раздался крик с самого берега.

Шелестов и Коган повернули головы, но никого не увидели. Кричали по-русски, на хорошем русском кричали. Хриплым уставшим голосом.

– Кто ты такой? – гаркнул Коган. – Подними руки и медленно поднимись сам, чтобы я тебя видел.

– Борис, опусти автомат! – раздался насмешливый голос со знакомыми интонациями. – Злой ты все-таки, Коган! И за что тебя бабы любят?

– Мишка! – заорал оперативник и бросился к берегу.

Шелестов почувствовал, что ноги его не слушаются от усталости и избытка эмоций. Он опустился на камень, поставив автомат между ног, и смотрел на Когана, на Сосновского, который поднимался с песка и поднимал руки над головой, показывая, что сдается. Коган бежал, то и дело спотыкаясь о камни, и материл друга. Михаил шел навстречу, задрав руки вверх и дурачась, просил не убивать его, клялся, что ни в чем не виноват и просил «гражданина начальника» проявить снисхождение. Коган и Сосновский обнялись, стали тискать друг друга и толкать кулаками, как мальчишки. А потом Михаил как будто опомнился и, оттолкнув друга, поспешил к Шелестову.

– Живой, чертяка, – тихо сказал командир, схватил Михаила за воротник рубашки и притянул к себе. – Знал, что не пропадешь, знал, что выберешься!

– А куда мне было деваться, – проворчал Сосновский. – Вы такую бучу подняли, что дышать стало нечем. Борис откуда здесь взялся? Остальные кто? Что за война в пещерах? А Виктор здесь?

– Здесь Виктор, и катер трофейный у нас есть, и судно наше дрейфует в паре миль отсюда. Мы и тебя искали, и лабораторию эту. Жаль, что там все взрывали и жгли. Документы нужны для нашего командования, доказательства, материалы. Придется снова внутрь идти, но там теперь все столбом и вирусы тоже, я думаю. А у нас нет костюмов биологической защиты.

– Ну, положим, взрывали и жгли вы – Сосновский ехидно улыбнулся. – А кое-кто занимался своей работой, выявлял каналы связи, собирал документы. На, не ворчи, командир!

И Сосновский полез за пазуху рубашки и стал вынимать сложенные вдвое, свернутые, а то и скомканные листы бумаги. Это были тексты, написанные японскими иероглифами, какие-то таблицы, графики. Михаил почти любовно разглаживал листки на колене, складывая материалы аккуратной стопкой.

– Я думал, что много не смогу унести, но тут подвернулся мне старый берлинский приятель, который рванул за мной и документацию отчетную по результатам прихватил. Его Эрих Клотвиц зовут. Хорошо, что я его в лицо узнал, а то бы мне тоже крышка, как и другим подопытным.

Но договорить Сосновский не успел. Он вдруг замолчал и вскочил на ноги, глядя в сторону пещеры. Шелестов тоже обернулся. Из прохода в скале выходили двое. Закопченные, взлохмаченные, они были похожи на чертей, вышедших из ада. Буторин в рваной рубашке поддерживал Хейли, который шел, опираясь на его плечо. Лицо и левая сторона груди у американца были в крови. Оперативники бросились к ним, приняли на руки Хейли и усадили его на траву. Раны оказались не очень серьезными, но американец надышался дымом и потерял много крови. Он был слаб, но глаза его горели энергией.

– Парамонов? – спросил Шелестов и посмотрел в глаза Буторину, но тот только отрицательно качнул головой.

Усевшись на траву рядом с Хейли, Виктор прикрыл устало глаза, откашлялся и замер. Только его грудь вздымалась часто и неровно. Сосновский посмотрел на друга, потом вытащил из-под тела немца портфель, ножом взломал замки и стал просматривать с Шелестовым бумаги. Михаил комментировал находку, переводя на русский язык название документов, заголовки, местами содержание. Здесь, по крайней мере, все бумаги были на немецком языке. Готовый отчет для Берлина, составленный Клотвицем.

– Они шли и добивали всех, – заговорил вдруг Буторин, не открывая глаз.

Коган, перевязывавший Хейли, хмуро посмотрел на Буторина. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но что тут скажешь. Все были очевидцами, как, поняв, что нападение серьезное, японцы начали активно уничтожать улики.