Перед нами стояла красотка, каких я еще не видел. Этакая вдова в черном облегающем платье, на трехдюймовых шпильках, в шляпке без полей, глаза чуть прикрыты вуалеткой, – воплощенная, почти неземная женственность. Рыжие волосы – как настоящие, грудь – как настоящая, косметика – безукоризненная, ножки – точеные. И это – мужчина?
Однако дело не ограничилось чисто внешними аксессуарами или одеждой. Руфус… то есть Тина… излучала теплый внутренний свет, а печальное достоинство, с которым она держалась, олицетворяло наши представления о женщине-вдове. Так сыграть могла только очень талантливая актриса. Во время церемонии, пока произносились короткие речи и развеивался прах, она не проронила ни слова. Когда все уже решили, что пора расходиться, из рощицы вышел пухлявый темнокожий подросток лет двенадцати с плеером, который он нес на вытянутых руках, как корону на бархатной подушечке. Позже выяснилось, что это был кузен Тины. Он вручил ей плеер и нажал на «пуск». Раздалось оркестровое вступление, и когда Тина открыла рот, мы услышали песню «Как мне его не любить» из старого мюзикла «Плавучий театр». То есть пела Лена Хорн, а Тина только шевелила губами. Это был номер Тины Хотт из ее субботней программы в кабаре, где она «исполняла» известные эстрадные и джазовые композиции. Это было великолепно и абсурдно. Это было комично и трогательно. Это было правдоподобно в своей неправдоподобности. Тина подкрепляла свой «вокал» выразительной жестикуляцией, ее лицо выражало любовь и нежность, в глазах стояли слезы. А мы все стояли как завороженные, не зная, плакать нам или смеяться. Скажу о себе: это был один из самых странных и незабываемых моментов в моей жизни.
В тот же вечер Руфус улетел на Ямайку. Насколько мне известно, в Америке он больше не появлялся.
Дальнейшее развитие событий
Том был на перепутье. Столько событий за короткое время, столько новых возможностей, от которых голова шла кругом. Стать хозяином лавки и до конца дней сбывать редкие и подержанные книги? Или продать бизнес, как он предлагал в тот памятный вечер, а вырученную сумму поделить? Тот факт, что Руфус отказался от своей части, особого значения не имел. В конце концов, если он и дальше будет настаивать на своем, можно всучить эти деньги его бабушке. Имея в руках несколько сот тысяч долларов, Том мог изменить свою судьбу, выбрать любую дорогу, какую только пожелает. Но чего он желал? На этот фундаментальный вопрос у него пока не было ответа. Хотел ли он по-прежнему открыть отель «Житие» или предпочитал вернуться к идее преподавания английского в средней школе? И если да, то где? Остаться в Нью-Йорке или собрать манатки и уехать в провинцию? Мы обсуждали различные варианты по сто раз на дню, но, если не считать решения перебраться в мансарду над букинистической лавкой, Том бездействовал, хандрил и тянул резину. Слава богу, никто его не подгонял. Завещанию Гарри предстояло пройти непростой путь вступления в законную силу, и только через несколько месяцев наследники могли получить на руки документы на недвижимость. Что до прочего имущества (более чем скромный счет в банке, считаные акции и ценные бумаги), то они тоже пока были заморожены. Том сидел на горе золота, но ребятам из фирмы «Флинн, Бернстайн и Валларо» еще предстояло оформить эту гору на его имя, а пока положение его было хуже прежнего. Потеряв зарплату, он должен был крутиться в лавке с утра до вечера, чтобы свести концы с концами. Я предложил ему денег, но он наотрез отказался. Оставило его равнодушным и другое мое предложение: закрыть «Чердак Брайтмана» на лето и отправиться в большое путешествие со мной и Люси.
– Я должен сделать все, чтобы «Чердак» работал, – сказал он. – Ради Гарри.
Он считал это своим моральным долгом и готов был держаться до последнего.
– Очень хорошо, – согласился я, – но как ты собираешься справиться с этим в одиночку? Руфус ушел, а новый помощник тебе не по карману. Или я ошибаюсь?
Тут он вышел из себя, впервые за все годы нашего общения:
– Что ты ко мне, Натан, привязался! Я как-нибудь сам разберусь. У тебя свои дела, у меня свои, о’кей?
Но как я мог оставаться равнодушным к его делам, бросить его в такой ситуации? Я предложил ему свою помощь: за символическую плату – 1 доллар в месяц – заменить Руфуса, взять на себя нелегкие обязанности помощника по продажам, что означало работу с клиентами «от и до», и даже, если Том сочтет это необходимым для дела, величать его боссом.