Брыки F*cking Дент

Мариана сказала:

– Ло сьенто – это «простите».

– Что?

– Он сказал «простите».

– А, клево, клево, скажите ему, что все в порядке. Извинения приняты. Ио[239] принимаю, ло сьенто.

Мариана сказала что-то кассиру – гораздо длиннее, чем «Я принимаю ваши извинения». Затем вновь повернулась к Теду и постановила:

– Теперь между вами все улажено.

Тед явил великодушие:

– Хорошо. Буено.

Кассир откланялся и ушел. Тед поднес ко рту кусочек платано, осторожно попробовал. Очень вкусно.

– Это жареные бананы, да?

Мариана покачала головой – нет. Удержаться не смогла – хохотала так, что чуть не заплевала Теда своим кофе. Тед принялся набивать рот принесенными платанос. Добавил:

– Господи. Да все равно, что это. Зашибись как вкусно.

47

Дождь струился у Марти по окнам. Пантеры-дождеделы набрались сноровки. Теперь лили воду на все три окна со стороны улицы, а сами прилежно загорали. Марти проснулся, но из постели не выбрался. Читал Вальтера Беньямина, «О гашише»[240]. Поглядывал в окно и бормотал под нос: «Опять, бля, отмена из-за дождя».

48

Дождя не было. Стоял прекрасный позднелетний день, больше похожий на рассвет лета. Тед с Марианой околачивались возле того самого жилого дома. Сидели на капоте «короллы», пили еще кафе кон лече.

– Какая она была, ваша мама? – спросила Мариана. – Марти о ней толком не говорит.

– Чудесная. Участливая. Может, чуточку слишком заботливая.

– Все сходится.

– В смысле?

– Ничего. А сейчас она где?

– Умерла. Умерла в сорок восемь, от кровоизлияния в мозг.

– Можно… – Но Мариана прервала себя: – Нет.

– Ничего, говорите. Можно – что?

– Мне просто пришло в голову, что, может, вы решили, что отвечаете за мамин сказ в пику отцовскому, понимаете? Чтобы продолжить ее противостояние, когда ее уже нет? И может, вот эта подмена вам и мешает, стоит у вас на пути, как вы об этом прежде говорили.

Тед почувствовал: к щекам приливает гнев – больше, чем было бы уместно. Тед запихал его поглубже.

– Я не ее сказ излагаю.

– Хорошо, – сказала Мариана, – мне показалось.

Из почтения к усопшей и к Теду Мариана примолкла. Она видела, как любовь рвала его на части. Любовь к матери и любовь к отцу – и не было ему тут общей почвы, судя по его словам, не на что опереться. Подталкивать его она не станет. Ничего хорошего из этого никогда не выходит. Они попивали кофе. Почти время обеда. Они просидели тут много часов. Погуляли по району. Мариана показала ему, где родилась, где выросла, и памятные места, и те, которые ей по-прежнему нравилось навещать. И пусть он сегодня не найдет ту старуху, Тед за этот день уже был признателен.

– Почему кофе такой вкусный?

Женщина определенного возраста, не наблюдавшая лет и поэтому все еще облаченная в полиэстеровые клеши и тунику с головокружительным V-образным вырезом, являвшим миру более чем пышный бюст, проплыла мимо в туфлях на платформе и оделила Теда вдумчивым взглядом с головы до пят.

– Ух ты, – сказала Мариана. – Вам все еще перепадает.

– Ага, я у старушек звезда.

– Может, она так глянула на вас, потому что вы ей кого-то напомнили.

– Вам не кажется, что я ей, может, просто понравился?

– Ну же, Тед, поговорите с ней.

Тед несколько мгновений шел следом за дамой и лишь затем тронул ее плечо:

– Простите, мэм, меня зовут Тед Сплошелюбов. Марти Сплошелюбов – мой отец. Вы с ним не знакомы? Марти? Марти Сплошелюбов? Софтбол?

Женщина сделала шаг назад и пристально всмотрелась в Теда. Подправила помаду, что показалось Теду неоднозначным откликом на ситуацию. Затем шагнула вплотную к Теду и широко улыбнулась. Кивнула.

– Mira…[241] – вздохнула она и рассмеялась. – Сеньор Арахис.

Тед протянул руку.

– Рад знакомству, – сказал он, – всего хорошего. – И вернулся к Мариане.

В следующие несколько часов Тед познакомился еще с пятью или шестью пожилыми латиноамери канками.

– Может, нам стоит быть хитрее, – сказала Мариана.

– Хитрее?

– Ну, та женщина, вероятно, не хотела бы, чтобы ее обнаружили. Может, она замужем – или была замужем, неважно, – и, может, стоит просто понаблюдать, а не наскакивать сразу. Если мы ее найдем, для нее это наверняка будет целое дело.

– В смысле, мне бы лучше включить Нэнси Дрю?

– Именно.

Они присели отдохнуть на капот Тедовой машины.

– Думаю, у них на тему этой женщины была договоренность. У вашей матери с отцом. И с вами.

– Что? Нет. Никакой договоренности. Она не знала. Я не знал.

– Может, вы оба знали.

– Нет.

– Может, вы оба знали достаточно и не хотели знать больше – что совершенно по-человечески, – однако незадача с привычкой не знать, что ты знаешь, в том, что рано или поздно забываешь, что знаешь, и перестаешь понимать, что знаешь, и большинство людей так и живут, а когда вспоминаешь, что знаешь – или, вернее, знал, – может выйти неприятный сюрприз.

От этих повисших слов пространство меж ними набрякло и загромыхало. Тед открыл было рот, чтобы ответить, но так и оставил его нараспашку. Какой-то прохожий пристально всмотрелся в Теда.