– Не повышай голос. Давай без сцен. Я тут работаю.
– Ты о чем?
– Твоему отцу уже почти не помочь – я ему уже не помогу. Больше ничего не могу для него сделать. Мне нужно заниматься теми, кому я требуюсь.
– Ты уходишь?
– Ничего личного.
– Шутишь, что ли? Мне прошлая ночь показалась довольно-таки личной.
– Так и было. И было здорово. Прекрасно было. Но – ошибка.
– Почему?
– Непрофессионально.
– Начхать.
– Мне – нет.
Мариана заметила, что на них начали поглядывать. Двинулась в коридор. Тед – за ней.
– Ты почему от меня убегаешь?
– Я от тебя не убегаю.
– Поговори со мной.
– Тед, тут не о чем говорить. Так бывает. А теперь мне пора. Можешь на меня пожаловаться, если хочешь.
– Не буду я на тебя жаловаться.
– Спасибо.
Мариана собралась уйти. Сделала несколько шагов, но Тед остановил ее:
– Погоди. Мариана. Ты вот так поступаешь?
Мариана уставилась на него.
– Помогаешь людям умирать, это да, а иногда еще и спишь с их родственниками?
Мариана промолчала.
– В тот раз, когда я тебя видел в столовой с молодым смазливым парнем, ну когда тебе «Джелл-О» купил. У меня такое ощущение… ты и с ним спала, да?
– Это важно, Тед?
– Ага, еще, бля, как.
– Тебе станет легче жить дальше из-за этого?
– Да чтоб я знал. Я только что начал жить, про дальше пока не думал.
– Да.
– Да? Да, ты с ним спала? Ты с ними со всеми спишь?
Мариана не сказала «да» – и не сказала «нет».
– Ты с ними со всеми спишь? Иисусе, ты чего вообще?
– Чего я «вообще»? А ты вообще чего? Со мной все нормально.
– Да ладно?
– Хорошо. Со мной все плохо. Можно закончить на этом?
– Нет, нельзя.
– Это просто секс, Тед, подумаешь.
– Тебе не понравилось?
– Очень понравилось.
– Слава богу.
– Мне всегда нравится.
– Бля.
– Что?
– Бесчувственная ты.
– Да? Ты обо мне ничегошеньки не знаешь.
– Я начинаю это понимать. Но хотел бы. Если позволишь.
Мариана заговорила тоном матери, которая одергивает ребенка, увлекшегося конфетами:
– Тед. Нет.
– Что с тобой случилось? В смысле, в прошлом. Расскажи мне.
– Не о чем тут говорить.
– Это все, о чем следует говорить.
– Что? Собираешься сделать так, чтобы моя команда выиграла ради меня? В герои мне набиваешься? Все страдания прогонишь? Есть у тебя столько сил? И слово дашь?
– Слова дать не могу.
– Еще бы.
– Но хотел бы попробовать.
Мариана вгляделась ему в глаза. Проверяла, по силам ли ему, – или просто смотрела в свою же тьму? Тед не знал. Прежде чем уйти совсем, она заговорила:
– Прости, Тед, такая у меня работа. Имей в виду. Я не помогаю людям жить – я помогаю им умирать.
Она уходила по коридору, и красота ее удалялась вместе с ней так, что Тед оплакал этот уход.
58
Марти оставался без сознания. Тед ничего не мог поделать. Навестила Мария. Посидела с Марти, подержала его за руку, поговорила с ним тихо по-испански. Тед вернулся к себе домой, где жила его механическая рыбка, которую не нужно кормить. Из отчего дома он забрал лишь тетрадь Марти – «Человека-Двойномята». Поздоровался с Голдфарбом. Голдфарб, как обычно, был невозмутим.
Тед перечитал отцов роман/дневник/или что это, не раз и не два. Поразмышлял над оборванной концовкой. Прямо посреди фразы – «были…». Фраза будто призывала его дописать ее. Тед схватился за ручку, сел у окна и стал ждать, когда придут слова. И они пришли, начались. Тед прижал ручку к старой бумаге и принялся творить очертания, они стали буквами, а буквы – словами.
59
На стадионе «Янки» за Теда волновался Манго. Тед мазал – как никогда прежде.
Тед взял «Человека-Двойномята» с собой на стадион и писал в кратких перерывах. Никогда не знаешь, когда тебя настигнут правильные слова, но если не писать, то не настигнут вообще. Тед поглядывал на громадные часы над правым полем и впервые заметил, что это «Лонжин», что компания-изготовитель часов – «Лонжин». Тед посмеялся: он всегда это видел, но то было не название компании, а комментарий к бегу времени, томление о нем. Лонжение. Но нет, это же французский. То, что казалось великолепным печальным томлением, было просто французским словом.
Он перевел взгляд от лонжения на начальника – тот с дурацким злым лицом стоял в толпе.
60
Под присмотром начальника Мартине Тед выгребал вещи из шкафчика. Начальник гнал монолог, хотя Тед постиг сказанное еще двадцать минут назад: его уволили, ему все ясно. Им известно, что он украл видеомагнитофон и кассеты. Известно, что он ел орехи, предназначенные для продажи. Они подозревали, что он шпио нит для бостонских «Красных носков». Этих сведений им хватило бы, чтобы подать на него в суд, но они пока не решили, надо ли. Пусть, на всю катушку. Ветер, дуй, пока не лопнут щеки, и прочая байда. На хера ему эта работа – орешки. Ха-ха. Никакой он не г-н Арахис, он мужчина – мужчина, бля, с громадными звонкими мудями, М-У-Ж-Ч-И-Н-А. Как Мадди Уотерз[261]. «Мертвые» завели у него в голове «Толкача», и Теду захотелось подпеть, взять пушку и пристрелить мистера Бенсона[262], чтоб сразу к черту.