Буча. Синдром Корсакова

Военные отомстили за старуху: точно знаю, что за одну тетку Наталью положили десятерых здоровых юношей и мужчин. Теперь представь себе, сколько от тех десятерых родилось бы, то есть сколько не родилось. И не родится во всех будущих поколениях. Такая вот цена. Много или мало за гуманное зверство? Бог знает.

Ты спросишь — и это разумно, закономерно — к чему все эти жуткие детали?

Потому что Сашка все видел. Разрубленное пополам лицо матери, ее мозг, которым она говорила с ним, любила его. Видел, как следователи в резиновых перчатках переворачивали, ворочали ее мертвое тело. Он видел убитую мать.

Я же думал о гуманизме. Ну да — идиот — о гуманизме!!

Я пьян.

Трезвый человек думает о гуманизме, пьяный о душе.

Пестиков… Олег Пестиков — мой оператор. В общем-то он неплохой человек, только смешной. Мы в самолете с ним спорили — не на деньги, на интерес от скуки — сколько за месяц нашей командировки поубивают народу. Пестиков всегда выигрывал — он называл большую цифру.

Хорошо, что я пьян! Пьяному и крови море по колено.

Я со своим гуманизмом и вляпался в историю. Я пожалел Сашку как котенка на водосточной трубе.

Мы тогда в саперной палатке сидели: маялись от безделья — вернулись с маршрута инженерной разведки. Ничего интересного не сняли. Комендант Колмогоров — он был честный мужик, был почти ровесник мне, но весь седой был к тому времени, — разрешил, чтоб Сашка остался жить в комендатуре.

Сашка смешной был.

Порченый какой-то — уродец и есть. Я не знал тогда, что он полукровка, — отец его из местных, с Шатоя вроде. Полукровка — это изгой. Полукровка горской родне даром не нужен, разве что черемшу собирать. Зубы у Сашки росли как доски, вкось прибитые на заборе. Лоб узкий. Но смешливый был — все скалился. И пахло у него изо рта гнилью.

Сашку пригрел Петюня Рейхнер, он был из поволжских немцев. Серега Красивый Бэтер, прозвище было такое у лихого водителя, все подначивал Петюню, чтобы тот написал письмо в Германию и, как внук репрессированных немцев, получил бы пособие, а то и вообще уехал бы. Но Петюня сибиряк, он родину любил!

Петюня Сашку и воспитал.

Воспитатель из Петюни был никудышный. Пил Петюня — пил до синих попугаев. За пьянку и турнули Петюню с контракта. Это уж, когда мы уехали, случилось.

Иной раз задумаюсь, а все путается — и дни как будто меняются местами. Я их — обратно, а они — снова. Я — обратно, а они…