Буча. Синдром Корсакова

Я не удивился. Я видел, как она шла через зал, — она не торопилась ко мне, словно знала, что никуда я теперь не денусь. Она расцеловалась с кем-то из подружек. И повернулась ко мне спиной. Черное ее платье было с шикарным вырезом на всю спину. Голая спина женщины напоминает о бюстгальтере, точнее, о его отсутствии.

— Пожалуй, — сказал я.

Я уже знал, что никуда она сегодня ночью от меня не денется. Когда она танцевал для меня приватный танец, ее прозрачные кружева падали к моим ногам, а обнаженное тело манило запахом розового масла, я навсегда прощался с чухоночкой, думал о долгой полярной ночи. Я заговорил со своей партнершей:

— Я вижу вас впервые, а кажется, будто знаю целую жизнь.

Она взмахнула огненной ниспадающей на плечи прической „море навсегда“, волны ее волос взволновали меня еще больше.

— Мне девятнадцать. Я тоже вижу вас первый раз.

— Ты красиво танцуешь.

— А-ах! — И она снова мотнула головой.

Взвились под потолок каштановые кудри.

Я придержал ее за спину, нащупал родинку прямо на позвоночнике. Спина у нее была сильная, гибкая. И кожа гладкая, будто она посещала дорогие косметические салоны. Но я подумал, что такая кожа бывает у женщин от рождения. Она начинала нравиться мне все больше. Напились мы изрядно. И, как водится, провели эту ночь в одной постели.

Утром мы распрощались. Я даже не взял у нее телефона.

Но она нашла меня.

Скоро мы стали жить вместе.

— За что ты полюбила меня? — спрашиваю я. Она молчит. — Почему ты молчишь?

— Я не знаю.

— Когда это случилось? — мне нравилось приставать к ней с дурацкими вопросами.

— Наверное, утром, когда я разглядела татуировку на твоем плече.

— Как легко вас, женщин, одурачить.

Через год совместной жизни меня записали в компанию большого телевидения, и я скоро уехал на войну. За наш первый год она не смогла родить — доносила плод лишь до пятого месяца. И потеряла его. Я выл… Потом успокоился, смирился — значит, Бог не дал, значит, есть на то основания у него. Война приняла меня, как родного. Наша любовь процветала. Наша любовь угасала и возгоралась вновь с разрушительной силой. Любовь не может разрушать — наша разрушала.

Мы прожили два года несчастливым, но крепким браком. Развелись.