— Ты, Длинный, мне парня в краску не вгоняй, — попенял он Ояру. — Наоборот, спасибо бы сказал, что такой приметливый.
— Спасибо! — Долгоногов изобразил издевательский поклон.
— А-а, — махнул рукой Олег, — горбатого могила исправит. Спустись вниз в машину и передай по рации Шестакову всё, что я тебе сказал. Пусть поднимет вашу контору и начинает работу по розыску. А я пока введу ребят в курс дела. А то вон Лёньке уже неймётся.
Олег коротко рассказал всем о недавних событиях.
— Ну тогда всё понятно, — резюмировал Коношонок. — Теперь дело за малым — взять этих уродов.
— Вот именно, — усмехнулся Олег, — только их найти надо. Поэтому, Лёня, обратись к прокурору с предложением создать следственно-оперативную группу и потребуй, чтобы в неё включили меня и Миллера.
— Зачем? — вытаращился Коношонок. — Дело ведь проще пареной репы. Да и как я это объясню прокурору? Он ведь знает, что ты всегда руками и ногами отбиваешься от лишних дел. А тут вдруг майор Островецкий сам напрашивается на расследование. Не поверит.
— А ты скажи ему, что мы с Витькой единственные, кто знает этих… в лицо. Короче, пусть включает нас в группу как следователей, а работать мы будем как опера. Действуй, дружище!
Тем временем вернулся Ояр.
— Ну, машина завертелась, — доложил он. — В восемь вечера — оперативка у Шестакова. Будем подбивать бабки, определимся в направлениях поиска.
— Добро, — подытожил Олег. — Не будем терять времени. Лёня, выписывай постановление на обыск по месту прописки Аваньяна в общаге, мы с Витькой пойдём туда — благо недалеко. Женьку возьмём с собой — пробежится по соседям, поспрошает про этого «джигита». Сам, когда закончишь, присоединяйся к нам. Ояр, а ты дуй в порт, поговори с его товарищами по работе. Самое главное, ребята, его связи. И чем больше — тем лучше.
Коношонок выписал постановление на обыск и вместе с бланком протокола протянул Островецкому.
— Олег, — понизив голос, спросил он, — как думаешь, на вечерней оперативке мне надо присутствовать?
— Лёнчик, — усмехнулся Островецкий, — а ты это куда намылился? Кубыть, подружку завёл?
— Никого я не завёл, — нахмурился Коношонок. — Просто собирался сегодня с женой в ресторан сходить…
— Ну, тогда порядок. Ты, Лёнька, в этом плане с ментов пример не бери, они тебя ничему хорошему не научат! А насчёт совещания мыслю я так: по большому счёту, тебе оно ни к чему. Твоя работа начнётся позже, когда мы этих уродов возьмём. А вообще, знаешь, созвонись-ка с Володькой Шестаковым и спроси у него.
— Так и сделаю. Олег… — Леонид немного замялся, — вы их поймаете?
— Пойма-аем! — в глазах Островецкого сверкнули молнии. — Мы этих тварей из-под земли достанем.
Олег, Виктор и Женька распрощались с экспертами, Коношонком, с Ояром, которому ещё предстояло решить вопросы с отправкой тела в морг, и покинули квартиру. Некоторое время шли молча. Наконец, Женька не выдержал.
— Олег, а почему Ояр так себя ведёт? — задал он мучавший его вопрос.
— Как? — слегка опешил Островецкий.
— Ну, так: там женщина растерзанная, а он шутит, посмеивается. Неужели он уже настолько ко всему привык, что ему по барабану весь этот ужас?
— Да нет, Женька, — невесело усмехнулся Олег, — ему вовсе не по барабану. Это он нас Витькой пытался в норму привести — видел, что мы не в себе. А у самого, небось, тоже кошки на душе скребут. К такому, брат, нормальный человек никогда не привыкнет…
Комендант общежития порта провёл милиционеров к комнате, где был прописан Аваньян. Венский сразу же отправился опрашивать соседей, а Олег и Виктор приступили к обыску. Очень быстро были обнаружены альбом с фотографиями, коробка из-под обуви с письмами, старый потрёпанный блокнот с адресами и телефонами. Миллер принялся составлять протокол и опись изымаемого, а Олег решил побеседовать с соседом Аваньяна по комнате — Андреем Скибой, тридцатилетним здоровяком, работающим докером в порту. Он и комендант общежития Петрович были задействованы на обыске в качестве понятых.
— А расскажи-ка, мне, мой друг, о своём товарище — Аваньяне, — обратился Островецкий к Скибе.
— Бис з пэкла йому товарищ. Мы просто живём вместе у комнате, — в басе Андрея проскальзывал густой украинский акцент. — Проще казаты, чаще живу я один. Аваньян больше у якись баб боки греет. Що воны в ём находят? Склизкий он тип, ненадёжный. Два-три месяца поживёт у какой-нибудь подруги, потом та його виженыт[98]
— и знов в общагу. Месяц-два здесь перекантуется — и до другой бабы. А мне що, мне даже лучше — живу у комнате один, чистота у мене тут, вони никакой нема, а за турком этим я не дюже тоскую…— Смотрю, ты его не слишком жалуешь? — усмехнулся Олег. — Были какие-то недоразумения?
— Та не, так особо ничего не было. Просто мутный какой-то он. Морок, а не человек.
— Продолжай!
— Больше трёх месяцев ни у одной бабы не задерживался. Мабуть, за это время они понималы, с кем имеют дело, та й давалы ему пинка под зад. Тильки у последний раз он надолго сгинул — вже полгода як его нет.
— Ты его за это время видел?
— Очень редко. Заскочить на пару минут, визьметь, що надо, и знов пропадеть.