Очень дорожу я вниманием твоим, мой верный друг-читатель. И потому немедля возвращаюсь к истории, что еще не досказана до конца. Так что подкинем поленца, натянем плед повыше. Пусть блики играют на наших лицах, пусть за окном барабанит дождь или хлопьями валит снег. Ощутим же терпкий вкус виноградной лозы или горьковато-сладковатый вкус солода и хмеля. История ждет, история дрожит от нетерпения. История жаждет быть рассказанной.
История про Анну, которая служила на Границе. Ну, как — служила? Ну, как — на Границе?…
Часть 8. Философия
«Образы искусства емче и многоаспектнее, чем афоризмы теософем или философские рассуждения.
Они оставляют больше свободы воображению, они предоставляют каждому толковать учение так, как это органичнее и понятнее именно для его индивидуальности».
1. Анна-ванна
Анна отмокала в ванной. Утро почти наступило — за окнами серели городские пейзажи. Город пробуждался. Просыпались люди, машины, трамваи — птицы пытались сопротивляться, но сдавались и смолкали, затертые урбанистическим гомоном.
Хмурое утро после жаркой, мятущейся ночи. Ночи, что наступила после долгого сумбурного дня. День завершился в «Доме Диониса». Завершился разговором — путаным, сумбурным.
И еще были возлияния. Море возлияний. Винно-гастрономический взрыв. Граница предоставляла Анне абсолютный иммунитет — любые удары по организму изнутри натыкались на непроницаемую броню. Хозяин любил застолья, и Анна часто служила ему виночерпием. Пила на равных, без последствий. Потому что: какие могут быть последствия рядом с Хозяином? Рядом. На Границе.
Здесь, в мире ванили, дионисийские белые и красные реки затопили ясное сознание Анны в потоках беспамятного веселья. Все, что было сказано за столом, подернулось дымкой. Поначалу Анне было любопытно. Она переспрашивала, старалась запомнить детали, связать в целостную картину откровения Меня Всеславовича. Хотя многое, с высоты пограничного ракурса, казалось наивным, примитивным, нелогичным, притянутым и подтасованным. Но таковы сказки — у всех народов, во все времена. В них верят и не верят, их придумывают на основании опыта поколений и весь опыт поколений основан на них, на сказках.
К третьему бокалу Анна потеряла нить, а когда за полночь водитель открывал дверцу служебного автомобиля перед домом Анастасии, то в машине уже сидела девушка поплывшая, бездумная и счастливая. Потом, по Аристотелю, счастие сменилось несчастием, то есть наступила кульминация театрального действа.
Анастасия уложила подругу в кровать, всю ночь Анна изнемогала от жажды, глухих снов и жары. Простыни скомкано впивались в тело, голова требовала гильотины, сердце бастовало — то объявляло о полной остановке, то, наоборот, пускалось в карьер за призрачной целью.
Вода не помогала, не спасали частые пробуждения и ночные походы в уборную. С первыми лучами солнца Анастасия, которой мучения Анны также не давали спать, набрала теплую ванну, взбила ароматную пену, поместила подругу в емкость, всунула ей в руки бокал джина со льдом и тоником. Желтым солнышком плавала в запотевшем бокале долька лимона.
— Пей! — строго приказала Анастасия. — Первый — почти залпом. Второй — по мере надобности. Позовешь.
И вот Анна отмокала в ванной, пуская по горлу спасительный вкус можжевельника и потихоньку оживая.
2. Любовница
Анастасия принесла новую порцию лекарства и присела на краешек ванны. Вода давно уже превратилась из теплой в прохладную. Кран Анна не включала — все собиралась выползти на сушу, но сил и воли не хватало. Приняв второй бокал из рук Анастасии, Анна снова погрузилась в пучину, большим пальцем ноги крутанув красный старомодный барашек. Горячая струя ударила в ноги, тепло быстро побежало по телу. Анна вздрогнула. Жизнь возвращалась. Еще немного, еще чуть-чуть.
— Герман спросил, знаешь ли ты о коллегах по интиму, — вспомнила Анна после очередного глотка. — Неужели все так плохо?
— Почему же плохо? — Анастасия запустила руку в ванну, Анна вздохнула прерывисто.
— Герман упомянул неисчислимое количество женщин в возрастном диапазоне от восемнадцати до сорока лет, — теплая вода, джин и нежные пальцы Анастасии погружали в сон. Анна отважно боролась. — Шеф настолько любвеобилен и неразборчив?
— Любвеобилен — да, как любой здоровый мужчина, — ответила Анастасия. — Неразборчив — нет, поскольку все его пассии (во всяком случае, те, которых я знаю) хороши — каждая по-своему.
— То есть ты не единственная его… любовница?
Анастасия рассмеялась.