Читаем Будь Другом, Свет Мой, или Нега Лакшери-Паскудства (БДСМ, или НЛП) полностью

— Поэтому мы вместе, — кивнул Крючконос. — Идем к середине, каждый от своего конца. Вы — от крайнего материализма, мы — от крайнего солипсизма. Решение вопроса — в месте нашей с Вами встречи, Мень Всеславович.

— И место встречи изменить нельзя, — задумчиво пробормотал Мень.

— Что, простите?

— Ничего, — «проснулся» Мень. — Фильм у нас такой есть. Многосерийный. Телевизионный. Там преступников ловят, целую банду. У главаря банды кличка Горбатый, — Мень невольно скользнул взглядом по изогнутому носу собеседника, что не осталось незамеченным.

— Преступников? Не самая лучшая аналогия. Привел бы другую, но я мало еще знаком с вашей культурой, — посетовал Крючконос.

— Как и я с вашей, — успокоил Мень. — Успеем еще. Но я бы не согласился с Вашим тезисом об исключительной материальности наших представлений о мире. Передовая мысль уже давно отказалась от материализма в пользу более прогрессивных философских течений.

6. Яйца в профиль

— Читал я ваших философов, — отмахнулся Крючконос. — Мухи на липкой ленте. Натужно вырываются из ловушки, но материализм склеивает крылья и вяжет лапки.

— Идеалисты? — напомнил Мень.

— Объективные идеалисты, — поправил Крючконос. — Идея для них — тот же бог, она тоже существует вне человека, отдельно от него. Все тот же предмет преклонения на расстоянии. А расстояние нужно преодолевать, и путь этот бесконечен, растянут во времени на поколения. Идея непостижима и недостижима. В моем мире идея реализуется в момент зарождения. Замысел неотделим от конечного результата.

— У нас есть и субъективные идеалисты, — равнодушно подсказал Мень.

— Уже ближе, — кивнул Крючконос. — Идея как социальное явление. Зарождается она в обществе — опять-таки на определенном временном срезе. Идея как материализация культурного дискурса. Коллективное целое, совокупность сознаний. Согласитесь, Мень Всеславович, что речь идет о тех же яйцах, только в профиль.

— Вы сейчас какие именно яйца имеете в виду? — насторожился Мень. — Птичьи, так сказать, или бычьи?

— Я сейчас имею в виду яйцо Вселенское, — пояснил Крючконос. — Мифологему. Универсальный мифологический символ. Начало всех начал. Вопрос о первичности бытия тире сознания.

— Понятно, — расслабился Мень и в очередной раз потянулся к матовой бутылке с притертой пробкой. — Тогда я согласен.

— С чем Вы согласны? — переспросил Крючконос.

— С яйцами и с их профилем, — ответил Мень и выпил залпом.

— Все шутите, — Крючконос устало вздохнул и рухнул на стул, снова разбросав по соседним стульям длинные руки и ноги. — Между тем, вопрос мы обсуждаем серьезный. От его решения на таможне зависит будущее наших миров.

— Протащим контрабандой, — алкоголь наделил Меня Всеславовича беспечной легкостию мысли и даже некоторой геройскостью. — В конце концов, у нас и свои солипсисты найдутся!

— Ваши-то? — Крючконос скривился пренебрежительно. — Те самые, что напрочь отвергают объективную реальность окружающего? Это уже не солипсизм, это сумасшествие чистейшей воды.

— Шопенгауэр, — вставил Мень.

— Что Шопенгауэр?

— Шопенгауэр говорил, что солипсизм может иметь успех только в сумасшедшем доме, — Мень вопросительно глянул на собеседника; Крючконос кивнул, и хозяин кабинета подвинул ему второй бокал — наполовину полный.

— В любом случае, — сказал Крючконос, принюхиваясь, будто не выпил только что, а пробовал в первый раз, — ваш солипсизм всего лишь крайняя форма субъективного идеализма.

7. Понимание и применение

Осторожно пригубив напиток, человек-жердь посмаковал, подумал и решительно опустошил свой бокал. Поставил на стол, Мень снова добавил — наполовину.

— И дело же не в философских трактатах, — Крючконос расслабился и откинулся на спинку стула. — Дело в чувствовании. Мы меняем ваш материализм на наш солипсизм не на словах. Мы передаем друг другу понимание и применение. Слова перестанут быть словами. Это сгладит различия в наших физиках и позволит двигаться дальше. И как только таможня даст добро…

— Это всего лишь третий элемент, — напомнил Мень.

— На котором завязаны первые два, — подхватил Крючконос. — Без него вся схема окажется нерабочей. Мы могли совершить обмен книгами и языками, философскими учениями и даже самими философами. Но нам необходимы применение и понимание. Так, чтобы смотреть не сквозь забавный калейдоскоп, а сквозь увеличительные стекла.

Крючконос сипел громко, почти кричал, а потом внезапно успокоился. Гордо задрал кочергу носа и, казалось, даже вертикальные морщины его до самых краев наполнились самодовольством.

— А первые два элемента мы-таки протащили контрабандой, — просипел он. — Совершили бартер мимо таможенных коридоров. Возникает вопрос: так ли велико влияние Границы на ванильные миры? Могу выдвинуть кощунственный тезис: стоит задуматься, насколько вообще целесообразно существование Границы в ее ныне обозначенном качестве.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры
Мой генерал
Мой генерал

Молодая московская профессорша Марина приезжает на отдых в санаторий на Волге. Она мечтает о приключении, может, детективном, на худой конец, романтическом. И получает все в первый же лень в одном флаконе. Ветер унес ее шляпу на пруд, и, вытаскивая ее, Марина увидела в воде утопленника. Милиция сочла это несчастным случаем. Но Марина уверена – это убийство. Она заметила одну странную деталь… Но вот с кем поделиться? Она рассказывает свою тайну Федору Тучкову, которого поначалу сочла кретином, а уже на следующий день он стал ее напарником. Назревает курортный роман, чему она изо всех профессорских сил сопротивляется. Но тут гибнет еще один отдыхающий, который что-то знал об утопленнике. Марине ничего не остается, как опять довериться Тучкову, тем более что выяснилось: он – профессионал…

Альберт Анатольевич Лиханов , Григорий Яковлевич Бакланов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Детская литература / Проза для детей / Остросюжетные любовные романы / Современная русская и зарубежная проза / Детективы
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее