Будь моим первым

Встав с постели, он принялся лениво одеваться. Его подельники отпустили Диму, и теперь мой муж сидел так, что буквально сваливался со стула. Игнорируя то, что сказал мне Карташов, не желая верить в произнесённые Кириллом слова относительно состояния Димы, я дождалась, пока мы со Швецовым останемся вдвоём, и, едва дверь закрылась, а в замке повернулся ключ, вскочила с постели и бросилась к мужу.

— Дима! Дима! Очнись!

Лупить Швецова по щекам, естественно не стала. В голове звучал голос Карташова: «Этот явно не жилец». Нет! Нет и нет! Я отказывалась даже допускать мысль, что он умрёт. Отказывалась терять его снова. Только теперь — навсегда.

— Димочка, пожалуйста… приди в себя.

Я потрясла мужа за плечо, но это возымело прямо противоположный эффект тому, которого добивалась. Швецов начал заваливаться набок, пока не стёк со стула прямо на пол. Он лежал в нелепой изломанной позе, а мне чудилось, что чувствую каждый оттенок его страданий. Не своих, хотя, мне тоже досталось, — Диминых.

— Димаа-аа-а, — простонала я, падая рядом с ним на колени. — Что же мне делать?

Минуты потекли, словно каждая из них вознамерилась посоревноваться в скорости с черепахой. Я прислонилась щекой к груди Швецова, и только звук ударов его сердца был тем, что способствовало удержанию моего здравого смысла на поверхности.

Чуть придя в себя, я подскочила и начала торопливо одеваться. Словно вдруг кто-то извне подсказал, что я должна быть готова к спасению каждое мгновение. Одежда местами была порвана — видимо, Кирилл особо не церемонился, когда стаскивал её с меня. Кое-как приведя себя в порядок, я бросилась к окну и начала в него колотить. Отпереть фрамуги было делом невозможным — они были заперты снаружи, а ручек со стороны комнаты не имелось.

— Помогите… помогите, — шептала, как заведённая, пока не выбилась из сил, обломав ногти о неподдающиеся куски проклятого дерева.

Затем вернулась к Швецову и вновь опустилась рядом с ним на пол. Застыв в таком положении, принялась делать то, о чём не вспоминала уже давно.

Произносить молитву.

Сколько я так просидела — не знала. Но чувствовала — ещё немного и свихнусь. Каждую минуту подносила к лицу мужа ладонь, чтобы убедиться, что Швецов дышит. А страх того момента, когда он мог попросту перестать втягивать в себя кислород, уничтожал меня. Иссушал. Я знала — стану кричать, никто не откликнется. А я… Я ведь даже не умею делать искусственное дыхание.

Все эти мысли заполоняли меня, словно сосуд с трещинами, чтобы проникнуть через них и вернуться обратно к горлышку. Когда где-то внизу послышался топот и чьи-то приглушённые голоса, я дёрнулась от страха. Понимала, что, скорее всего, это Карташов, который вернётся сюда и тогда меня ждёт нечто ужасное.

Но чем дольше времени проходило, тем громче становились звуки, которые породили во мне надежду.

Я обняла колени руками, прижимая их к груди. Слишком хрупкая защита, чтобы она сыграла на моей стороне, но большего у меня попросту не имелось.

— Всем оставаться на местах! — гаркнул кто-то, а потом дверь с грохотом разломалась, рассыпав по комнате щепки.

На пороге возникли двое мужчин. Они были одеты в форму то ли спецназа, то ли кого-то из групп быстрого реагирования — я не особо в этом разбиралась.

Один вошёл в комнату и быстро его осмотрел, второй потребовал ответа:

— Назовитесь.

— К-карина, — запинаясь, выдавила из себя, надеясь, что подоспела помощь, и это всё — не часть какой-то ужасной постановки. — Была Аксёновой, сейчас — Швецова. Швецова Карина Сергеевна. А это мой муж… Ему нужна помощь!

Я вскочила на ноги и бросилась к одному из мужчин, он уже подавал какие-то знаки тем, кто был в коридоре.

— Скорую вызывайте, — велел он. — А вы, Карина Сергеевна, если не нуждаетесь в медицинской помощи, пройдёмте с нами.

В этот момент я была готова сделать всё, о чём бы меня ни попросили. Лишь бы только Диме помогли. 
Лишь бы только он остался жив.

***

Прошло две недели с того момента, когда тот ужас, в который меня погрузил Карташов, закончился. Хотя, нет. Закончился — слишком громкое слово. Он завершился во времени, но внутри меня так и продолжал жить, дышать, пускать свои корни. И влиять на меня и мой окружающий мир.

— Кариночка! Кариша! — окликнула меня мама, чей голос донёсся словно бы издалека.

Сегодня я впервые за четырнадцать дней провела ночь дома, а не в клинике, где находился Швецов. И всё потому, что почувствовала себя нехорошо и врач настоял на том, чтобы я отправилась отдохнуть.

— Да? Что-то случилось? — спросила вяло, откладывая книгу, которую пыталась читать утром вместо чашки кофе.

Вылезать из-под одеяла не хотелось. Равно как и покидать мою комнату.

— Ничего не случилось, — улыбнулась мне мама, входя в комнату и неся перед собой поднос, наполненный всякой всячиной.

Здесь было столько всего, что я бы не справилась с таким количеством еды даже если бы захотела. А я не хотела. От слова совсем.

— Поешь. И не смотри на меня так! — нервно рассмеялась мама. — Я не заставляю и даже не прошу тебя уничтожать всё, что я наготовила. Но немного ты уж точно должна скушать.