Будаг — мой современник

— Да, кстати, — добавил он, — выездная коллегия Верховного суда республики закончила работу в Агдаме, судебное разбирательство по делу об убийстве Керима завершилось!

Я разволновался.

— Ну и как?

— Подсудимых признали виновными. Счетоводу дали десять лет, а его помощникам по восемь.

— Что ж, справедливость восторжествовала. Жаль только, что мы потеряли такого человека, как Керим.

* * *

В летние месяцы, когда огромные стада и отары овец перегоняются в горы, на больших эйлагах создаются временные исполнительные комитеты кочевья. Эйлачный комитет распределяет пастбища и водопои, проверяет работу медицинских пунктов, получает из центра промтовары для кочевников.

По рекомендации Аббасзаде меня послали на один из близких эйлагов — председателем комитета.

Я заехал в Назикляр и забрал с собой Кеклик с детьми: и она отдохнет, и детям полезен горный воздух.

В конце июня мы были уже в Минкенде. Должность вполне меня устраивала. Председатель комитета разъезжает по эйлагам, составляет прошения и справки, готовит отчеты для районных организаций, прежде всего для райкома партии. Необременительные занятия не мешали посвящать большую часть времени литературному труду. К тому же я и отдыхал в кругу семьи: мы пили родниковую воду, жарили на вертеле рыбу, только что пойманную в горной реке, гуляли по зеленым склонам гор, ложились рано спать и вставали, когда солнце только поднималось из-за горизонта.

У Кеклик и детей порозовели щеки. Я был счастлив, видя их рядом с собой. Невзгоды и потери вспоминались мне часто, но размеренная жизнь вносила успокоение в мою душу.

Так бы и продолжалось до начала занятий, но в конце августа меня телеграммой экстренно вызвали в Баку, в Центральный Комитет. Кончилось легкое житье. Я отвез семью в Кубатлы, а сам отправился в Баку.

Заместитель заведующего отделом агитации и пропаганды, тот самый, кто принимал меня в связи с рассказом об убийстве Керима, торжественно мне объявил:

— Принято решение направить вас в Нахичевань редактором газеты «Шарг гапысы» («Ворота Востока»).

Я наотрез отказался.

— Прошло меньше года с того момента, как я поступил в Институт марксизма-ленинизма! А меня опять снимают с учебы, в которую я только втянулся! Сколько это может продолжаться?!

Завязался спор, приведший к тому, что мне в порядке партийной дисциплины было предложено в считанные дни принять назначение и выехать в Нахичевань. В который раз меня отрывали от учебы.

Месяц с лишним тянулись мои переговоры с отделом: и не учился, и не работал. И домой пока ничего не сообщал.

Наконец меня вызвали на секретариат. Выбора не оставалось.

— Моя мечта осталась в моих глазах: видел — не достиг! — сказал я на секретариате.

— Какая мечта? Чего не достигли? — спросили меня.

— Это слова народной песни… Мечтал учиться, жаждал писать.

— Не беда! — успокоили меня. — Будущее за вами, успеете! У такого молодого человека еще вся жизнь впереди!

НА БЕРЕГУ АРАКСА

В ноябре тридцать третьего года я выехал в Нахичевань. Дал телеграмму в Назикляр и сообщил, что подробности передам в письме.

Нахичевань (центр Нахичеванского края) была мне знакома по воспоминаниям детских лет. Каждый год вюгарлинцы отправлялись на знаменитые нахичеванские соляные копи и возвращались оттуда с грузом белой и чистой соли. Часто привозили из путешествия и виноград, а также ордубадские персики и шахтахтинские дыни. Помню, у нас была даже песня, славившая красивых девушек, сладкие дыни и соль из Нахичевани.

Не скрою, было обидно покидать Баку: незавершенные произведения, незаконченная учеба. Через два года мои однокурсники получат дипломы красных профессоров, а мне снова мотаться по районным дорогам.

Но в Нахичевань я ехал с удовольствием. Это был город наших больших мастеров пера Джалила Мамедкулизаде, Гусейна Джавида, Мамеда Сеида Ордубады. Этот город оказал влияние на их творчество.

Коменданту институтского общежития, пожилой седоволосой женщине, я оставил на хранение свои книги, конспекты лекций, даже пузырьки с чернилами, — все, что у меня было, и попросил сохранить до моего возвращения. Авось еще вернусь…

Я знал, в чем заключается работа редактора местной газеты, поэтому решил подготовиться заранее к тому, что меня ожидало. Почти все деньги, бывшие у меня, израсходовал на клише рисунков и фотографий. Мои приобретения заняли почти весь мой чемодан.

Меня провожали товарищи, шутили, но грусть расставания не покидала меня.

На вторые сутки я вышел из поезда в Нахичевани. Советы друзей остались позади, на перроне бакинского вокзала. Мне предстояло собственными глазами увидеть истинное положение дел в Нахичевани.

Сотрудник редакции встретил меня на вокзале и отвез в городскую гостиницу, где мне предстояло пока жить. Было довольно холодно по сравнению с бакинской зимой.

Гостиничная комната оказалась просторной, с печкой. И по первому зову дежурная по этажу приносила чай.

Ночью я накрылся двумя одеялами, но не мог согреться, — спал, скрючившись от холода.