Будапештская весна

Бергер увезла свою тетушку домой. Ева Бицо тоже начала собираться. Подошедший к нам Дюси Торма начал насмехаться над Глупым Фреем, рядом с которым сидела краснолицая полная женщина.

— Это ваша уважаемая супруга?

— Нет, напротив, — смущенно ответил Фрей, вызвав волну всеобщего оживления.

— Пардон, пардон, — продолжал свои насмешки Дюси, — а я и не знал, что вы разведены.

— А зачем мне разводиться?

— Ах, какой же я неловкий!.. А я-то думал, что вы с другой женщиной. Приношу тысячу извинений… — Проговорив это, Дюси, не вставая с места, отвесил поклон краснолицей толстушке. — А как поживают ваши детишки? Покажите мне, пожалуйста, вашу семейную фотографию.

Глупый Фрей попытался было перевести разговор на другую тему, но Дюси до тех пор на все лады расхваливал детишек Фрея, пока тот не показал фото, которое тут же пошло по кругу.

— Ну что вы скажете?! Какая милая рожица у этого малыша! Ну вылитый папа. Такой крошка, а физиономия уже хитрющая: этакий маленький хитрый еврейчик…

Братья Хорваты тем временем, закончив играть, снова сели за свой столик. И вдруг Деже показалось, что Дюси Торма ругает меня, и он во все горло рявкнул:

— А ну отцепись от этого парня, старина! А если что тебе нужно, подойти ко мне!..

— Да я с ним совсем и не разговариваю! — удивился Дюси.

— Хорошо, хорошо, мы ведь здесь не в Германии. Вот когда ты там окажешься, тогда можешь горланить и заказывать любую музыку, какую хочешь… — Обняв за плечи, Деже влажными губами поцеловал меня в щеку и сказал: — Не бойся, сынок. Если тебя кто обидит, положись на меня! А когда у нас будет свой ресторанчик, ты там будешь есть и пить что душе угодно! Всегда будешь моим гостем, дружище…

— Смотри, у него такой желудок, что еды не напасетесь! — пошутил Торма, но Деже в гневе начал кричать, что я ему все равно как родной, что он готов отдать мне последнюю рубашку и никому не позволит с ним шутить и дурить его, что он уже рассчитался с несколькими мерзавцами — горлопанистыми швабами и нилашистами… Мы думали, что на этот раз не обойдется без драки, однако кончилось все тем, что в запальчивости Деже опрокинул чашку кофе прямо на свой белоснежный смокинг.

— Он уже не соображает, что делает. Он пьян, — холодно заметила Души.

— Кто пьян?! — Деже удивленно уставился на Души, но сразу же сник, затих, как-то по-детски закрутив головой.

Торма сделал вид, будто ничего не случилось.

Вскоре после полуночи возле ресторана послышался шум: из Фельдвара на мотоциклах и спортивных машинах вернулись аристократы и сразу же ввалились в ресторан: дамы в вечерних платьях, кольцах и бриллиантах, расфранченные мужчины, военные в белой форме и перчатках. Все они были молоды и уже под градусом. Можно было подумать, будто они — пришельцы с другой планеты, так как вели они себя совсем иначе, чем то, кто здесь родился.

Они остановились между уже давно занятыми столиками. В зале мгновенно появился хозяин ресторана и дал указание официантам немедленно накрыть для них столики. Через несколько минут выстрелы пробок шампанского возвестили о том, что господа чувствуют себя превосходно.

Через некоторое время я обратил внимание на вошедшую в зал молодую женщину с чернобурой лисой на шее. Приехала она на автомобиле в сопровождении худощавого невзрачного мужчины. Женщина была сильно накрашена, на каждом ее пальце было по кольцу, на запястье бились друг о друга золотые браслеты. Она, видимо, уже выпила, так как чрезмерно размахивала сумочкой. Высоко подняв голову, она с надменным видом прошла через садик, где стояли столики, и направилась в угол, где обычно сидели самые привилегированные завсегдатаи. Она была в короткой юбке и шла, высоко поднимая ноги в шелковых чулках.

Души, сидевшая рядом со мной, возмущенно проговорила:

— И эта шалава еще смеет приходить сюда!

— Кто эта женщина? — поинтересовался я.

— Как вам не стыдно интересоваться последней б…! Если она заговорит с моим мужем, я, честное слово, влеплю ей оплеуху!

На эстраде в этот момент произошло небольшое замешательство: Деже что-то шепнул Шани, а затем низко склонился над роялем и выдал такой пассаж, что два других музыканта едва поспевали за ним.

Дама с чернобуркой тем временем громко позвала официанта и заказала бутылку коньяка. Когда коньяк был подан, она налила его в чайный стакан и выпила, а затем достала из сумочки золотую пудреницу, губную помаду и наложила на лицо новый слой косметики.

Когда оркестранты объявили очередной перерыв, Деже, не сходя со сцены, приложил палец к губам и жестом подозвал меня к себе. Поняв его, я постарался незаметно ускользнуть от сидевших за столом и направился в туалет, куда вслед за мной зашел и Деже. Взяв меня за лацканы пиджака, он совершенно трезвым голосом сказал:

— Дружище, могу я попросить тебя об одном одолжении?

— Конечно.

— Подойди к Маце, но только так, чтобы Души не заметила…

— Это к той, что с чернобуркой? Но ведь я ее совсем не знаю.